Дети Деточкина или Заговор Бывших мужей
Шрифт:
– Сожалею, – в голосе розовато-оранжевого слышалась искренняя тревога, – Попробуйте воспользоваться центральным входом. У меня распоряжение во время фильма никого не выпускать здесь. Ничего не могу поделать.
– Но мне необходимо выйти. По какому праву вы… – начала, было, я, удивляясь, почему это вдруг техперсонал стали использовать вместо охраны.
– Не утруждайтесь, – перебил розовато-оранжевый, видимо осознавший, что мне не так уж и плохо – Я вас все равно не выпущу. Фильм, между прочим, интересный. Люди старались, специально для вас делали, а оно и не нужно никому.
На
– Скажите, а если я попытаюсь заплатить, вы меня выпустите? – снова обратилась я к розовато-оранжевому.
– Платите на центральном входе, – в голосе собеседника послышалась явная насмешка.
Да уж. Интересно, как бы отреагировал хозяин вечеринки на моё предложение оплатить собственную возможность не смотреть его презентационный фильм.
«Это ж надо! Спасибо, что зрителей не привязывают пока к креслам и не вставляют им в глаза спички, дабы фильм уж точно всеми был увиден. Забавно наблюдать, как наше общество скачет из крайности в крайность. Свобода слова, которой так долго мы все добивались, отчего-то привела у нас к полному отсутствию свободы слуха. То есть слово стало не только свободным, но и развязным. Ныне оно не брезгует даже насильно заставлять людей слушать себя. Взять хотя бы лавину рекламы, обрушившуюся вдруг на наше общество, » – рассуждая подобным образом, я отчего-то успокаивалась. Впрочем, ничего удивительного. Я давно заметила, что, оформляя собственное недовольство в конкретные слова, становишься уравновешеннее. Ворчание врачует. Возможно, это стоило расценивать, как первые признаки надвигающейся старости.
Когда фильм, наконец, закончился, я пребывала в на удивление спокойном состоянии. Недовольство происходящими событиями уже миновало стадию бессильной злобы и обратилось в некое подобие мудрости.
– Вадим, я не позволю тебе больше не с кем разговаривать. Ты обязан выслушать меня, – на этот раз никакие возражения и просьбы Ожигова меня не трогали. Я отвела Робина в сторону и пристально заглянула ему в глаза.
– Ну вот, – Вадик расстроился, – Павел – мой старинный приятель. Только мы начали вспомнить молодость, как ты…
– У вас было достаточно времени для воспоминаний, – безапелляционным тоном произнесла я, – Не хочешь же ты сказать, что смотрел этот фильм. Выслушай меня, Вадик.
– Всенепременнейше, – склонил голову Робин, – Только, по-моему, тебе сейчас не дадут разговаривать.
Широко улыбаясь, к нам с Робиным прокралась Кошка.
– Здравствуйте, здравствуйте, приятно встретиться, – мурлыкнула она в сторону Вадика, – Если не возражаете, Катерину на пару минут…
Вадик не возражал. Возражала я, но меня об этом никто не спрашивал. Кошка буквально вцепилась в мою руку и тащила меня в сторону.
– Коть, мы обязательно еще увидимся, – Робин задержал свой взгляд в моих глазах чуть дольше положенного, и мне отчего-то стало понятно, что он прощается, – И обязательно еще поговорим. Когда-нибудь.
– Не вздумай куда-то исчезнуть, – быстро отреагировала я, – Я через три минуты вернусь.
Чем дальше мы, с облаченной в маску светской приветливости, Кошкой, отходили от грустно глядящего нам вслед Робина, тем тревожнее становилось у меня на душе.
– Лера, куда ты меня ведешь? – остановилась я.
– Поговорить надо, подружка, разобраться, – сурово проговорила Кошка, одновременно приветливо кивая кому-то из проходящих мимо знакомых.
– Это срочно? – холодно спросила я, всем своим видом пытаясь дать понять Кошке, что мне сейчас не до неё.
– Очень, – невозмутимо ответила Лера, недобро прищурившись, – Не люблю на своих зло таить.
Я тут же поняла причины столь резкого вмешательства Кошки в мои дела. Она-то, бедненькая, была уверена, что это не мои, а её дела, посему страдала от столь наглого пересечения мною её территорий.
– Говори здесь, мне к Вадиму позарез вернуться нужно, – быстро проговорила я.
– Не стыдно тебе, подружка, из-под носа у своих добычу уводить, – с достоинством проговорила Кошка, – Это ведь я тебе про Робина рассказала. И про то, что он себе бабу ищет, и про то, что он – мой клиент. Я, между прочим, деньги зарабатываю. Хочешь с ним шашни крутить? Никто не против. Хочешь с подругами своими его свести? Нет вопросов. Но всё это – через меня. Это я ему вызов прислала. Я его знаешь, сколько по интернету обхаживала?… По понятиям, ты мне теперь ого-го сколько должна…
– Лера, послушай, – мне все эти понятия были абсолютно незнакомы и не нужны, – Ты, когда мне про своего иностранца рассказывала, ни словом не обмолвилась про то, кто он.
– А чего это я перед тобой отчет держать должна?
– Успокойся, – агрессивные нотки в голосе Валерии меня слегка даже насмешили, – Никто твою добычу не отбирает. Никто на Робина не претендует. Я такими вещами не занимаюсь, ты же знаешь. Мне просто поговорить с ним нужно. Поговорить и всё. Не вмешивайся. Договорились?
Кошка не нашлась, что ответить. Она ожидала, что я кинусь воевать за своё право на охмурение иностранцев, или начну извиняться и пытаться наладить отношения, или вообще откажусь разговаривать на эту тему. К этим вариантам она заготовила должную тактику поведения. Но к столь странной лжи с моей стороны она готова не была.
– Красиво врёшь, – настороженно прищурилась она и склонила голову на бок, – О чем тебе с ним разговаривать?
Я заглянула Валерии за плечо и обнаружила, что на прежнем месте Робина не наблюдалось.