Дети Дня
Шрифт:
Ринтэ прикусил губу в бессильной ярости. Опустился на колени возле Тэриньяльта, приподнял его голову.
Жадный скользнул текучим взглядом по распростертому на плитах Арнайе. Облизнулся, ноздри его затрепетали.
— Это кровь пролита не во имя тебя, — выпалил Ринтэ.
— Жаль, жаль, жааааль, — прошептал Жадный. — Но и во имя мое ее проливают.
Долгие гласные эхом, почти болезненно отдавались в голове.
— Здесь нет тебе места, — снова повторил Эринт. — Изыди.
— Но я пришел бросить тебе вызов,
— Эта земля не с тобой.
— Я прикормлю ее, когда убью тебя. Вызов брошен. Либо прими его… государь… либо уступи власть!
— Отойди, брат, — сказал Эринт, уже отделенный незримой чертой от обычного мира.
Ринтэ приподнял Арнайю и оттащил его в сторону. Но уходить он не собирался. Он не даст повториться тому, что было с отцом, и если надо будет нарушить правила — он нарушит.
— Брат, ты не нарушишь правила, — послышался голос Эринта.
Ринтэ вздрогнул. Брат читал его мысли?
— Иначе ты все погубишь. — Эринт обернулся к нему, и он услышал слова брата у себя в голове.
«Если я погибну — ты будешь держать землю, пока мой сын не войдет в возраст».
Госпожа Асиль Ледяной Цветок словно впала в какую-то полудрему. Она чувствовала все усиливавшиеся схватки, но сущность ее словно раздвоилась — одна Асиль лежала у себя в покоях, другая была где-то в другом месте. Она не понимала, где это, что это, она слышала странные слова и непонятные звуки, и ей было страшно. Наступал Ничейный час.
Ринтэ стоял за чертой, за кругом. Тяжело дышал, сжимая и разжимая кулаки. Тэриньяльт был жив, но насколько тяжела рана, что будет дальше — он не знал, да и не мог сейчас об этом думать. «Мой брат погибнет из-за твоего» — так сказала когда-то госпожа Асиль. Может, она предвидела? Значит ли это, что Эринт не погибнет? Не погибнет?
«Почему не я в кругу? Почему?»
Кто-то положил руку ему на плечо. Он обернулся. Науринья.
«Я не дам ему убить брата».
«Если нарушишь правила — погубишь все и всех», — прозвучало в голове.
Боли становились все чаще, и Асиль начала тихонько подвывать сквозь зубы. Но она все равно не желала никого звать, пока вдруг между ног не стало горячо и мокро. Вот тут она вернулась в свое тело и жалобно закричала. Почтенная Инваль прямо влетела в комнату, увидев, что творится, всплеснула руками и возопила:
— Так ты что молчишь? Воды отошли! — Обернулась к дверям, в которых уже торчали головы любопытных служанок. — Эй, что уставились? Воду, простыни, жаровни сюда, и за Сэани быстро, бегом!
Асиль поняла, что теперь уже все не в ее воле, и теперь можно пожалеть себя, и заплакала, и закричала.
…Брат упал. Но прежде, чем Жадный сумел хоть что-то сделать с ним, Ринтэ крикнул:
— Я оспариваю твою власть! — и прыгнул в круг. Науринья, оторопев, остался снаружи, растопырив руки и не смея шевельнуться.
Тупые толчки шли совершенно без боли, Асиль казалось, что она совершенно не повелевает телом. Теперь оно было во власти ребенка, упрямо рвавшегося наружу.
— Да помогай ему, что ж ты за бесчувственная-то! — завывала Инваль, надавливая ей на живот. Асиль, стиснув зубы, напряглась. В глазах почернело и заплясали искры. Со стоном выдохнула так, что легкие слиплись, и вдруг все стало легко, и сердито завопил ребенок. Асиль раскрыла глаза. Ребенок был красный, похожий на сердитого паучка, и размахивал сжатыми в кулачки ручонками.
Он был прекрасен. Асиль заплакала и улыбнулась.
Мальчик сердито и требовательно мяукал. Асиль сидела без сил, привалившись к подушке. За дверью послышались голоса, Асиль встрепенулась от радостного предчувствия и приподнялась.
В дверях стоял злоязычный принц. Глаза его были расширены, одежда в крови, в руках он держал меч своего брата. Асиль застыла. Кровь тяжело устремилась к рукам и ногам, в ушах зазвенело, перед глазами мир стремительно выцветал. Она вцепилась в подушки, словно чтобы удержаться на краю бездны, в которую она падала.
Издалека, сквозь незримую стену прозвучали глухие бесцветные слова:
— Я клянусь защищать твоего сына, сына моего брата, пока он не войдет в возраст и не станет королем, держащим силу и Правду земли. Я подтвержу Уговор от его имени. Я, Ринтэ, сказал.
Он вышел так же внезапно, как и появился. Громко стукнула дверь.
Асиль поискала взглядом Инваль, которая стояла среди девушек свиты, прижимая к себе мяукающего младенца.
— Мне холодно. Я хочу спать, — пожаловалась Асиль, легла на подушку, сунула ладони под щеку. — Укрой меня потеплее, — прошептала она, проваливаясь в темноту.
Нежная Госпожа Диальде бежала по коридору, еле сдерживая рыдания. Ей было маетно и муторно, она не понимала, что происходит. Ей нужно было с кем-нибудь поговорить, но слуги шарахались в стороны или испуганно глядели на нее непонимающими глазами, когда она пыталась что-то сказать.
Она всем телом ударилась в двери покоев отца. Тарья Медведь словно ждал ее. Он молча встал и прижал дочь к своей огромной груди.
— Не плачь, — сказал он ей, и его слезы капали ей на лицо. — Не плачь, у тебя остался еще один сын.
Черное знамя затрепетало на восточной границе Холмов.
Через неделю ранним вечером, когда солнце еще не село, но уже и не стояло над горизонтом, Ринтэ стоял на поле Энорэг. Ветер, вечный ветер свистел над землей, пригибая сочные летние травы. Курганы, бесконечные курганы тянулись от края до края, до самого горизонта.