Дети дорог
Шрифт:
Я остановилась, глядя на посох.
— Вот тебе и ответ. Змеелов принесет нам больше проблем, чем Загряда, иначе эта палка просто упала бы на землю.
Харлекин с минуту помолчал, мрачно вглядываясь в туманную даль, а потом перешагнул через упавшее дерево, подойдя ко мне почти вплотную.
— Змейка, ты хоть представляешь, что ты нам накаркала? — Подзатыльник, который харлекин мне все-таки отвесил, оказался весьма чувствительным. — Если то, что едет сюда, страшнее даже Загряды, нам пора уходить прямо сейчас, пока оно еще в пути! Надеюсь только, что змеелов не дурак, чтобы кататься по такой грязи…
—
— Совсем не боишься? — Харлекин широко растянул губы в улыбке. Только вместо человеческих зубов в его рту сверкали треугольные, стальные, неярко блестящие на солнце. — В таком случае, судя по результатам твоего гадания, Змейка, тебе придется познакомиться с таким чувством, как страх.
Я не ответила. Я смотрела на дорогу, затянутую туманом, по которой медленно ехали всадники. Восемь человек верхом на лошадях: у шестерых безразличная, тусклая сине-сиреневая аура людей, привыкших ко всему, в том числе и к убийству, и еще двое, сияющие ярко, как огни маяка. Рыже-сиреневое сияние, свидетельствующее о тщательно скрываемом безумии, а вот второе…
Раньше я уже видела это ледяное синее спокойствие с пригретым под сердцем незатухающим угольком мечты-одержимости, который со времени нашей последней встречи успел разгореться в неровное, постоянно поддерживаемое пламя. Видела и в разоренном шассьем гнездовище, и в тряской телеге под мелко моросящим дождем.
— Искра, сядь, — негромко приказала я, зажмуриваясь и возвращая своим глазам человеческий вид. Бежать нельзя — дудочник сразу заметит, как хищный зверь замечает бегущую прочь добычу. Можно только остаться на месте и, как в прошлый раз, притвориться, что мы всего лишь люди. — И спрячь зубы.
— Хорошо. — Он сел прямо на раскисшую землю за моей спиной практически мгновенно, не пожалев кожаного плаща. — Что там?
— Смерть, — тихо ответила я, наблюдая за тем, как забрызганные дорожной грязью с головы до ног всадники неторопливо подъезжают к северным воротам Загряды. Как дудочник, закутанный в когда-то черный, а сейчас пестрый от желтоватой глины плащ, достает из длинного чехла на боку что-то тонкое, длинное…
Бесполезный посох моментально оказался на земле, когда я рванулась к Искре, обняла его, прижала его голову к своей груди, чувствуя, как руки покрываются плотной блескучей чешуей.
Мелодия змеелова грянула неожиданно громко. Она тугой спиралью развернулась над холмом, протянула частую сеть в сторону Загряды, отмечая каждого, кто не являлся человеком. Я ощутила, как харлекин дрожит всем телом, как леденеет прижатое к моей груди лицо, превращаясь в стальную маску, как трещат рукава, пытаясь вместить покрывшиеся железными доспехами руки, как Искра торопливо прячет длинные когти в складках моей юбки.
Только бы не превратился… Только бы не…
Колдовская мелодия коснулась моей спины, будто прохладный ветерок, — и скользнула прочь, так и не зацепив.
Тишина, такая же неожиданная, как и мелодия-оценка.
Я медленно, очень медленно повернулась, наблюдая за тем, как всадники по одному въезжают в гостеприимно распахнутые северные ворота Загряды.
Дудочник поднял голову, глядя в сторону холма, и даже с такого расстояния я заметила разные глаза на породистом, благородном лице. Правый глаз темный, почти черный, левый — светло-зеленый, прозрачный, как вода в ручье.
Я застыла, позабыв о том, что нужно дышать, и отпустило меня лишь после того, как змеелов скрылся за городской стеной. Только тогда я осторожно скользнула ладонью, с которой медленно сползала бронзовая чешуя, по волосам Искры, по-прежнему прижимавшегося к моей груди. Как ребенок, ищущий защиты у матери.
— В Загряду все-таки пришел твой страх, Змейка, — шепнул харлекин. — Я прав?
— Да. — Его руки потеплели, и я перестала ощущать стальные когти, прорезавшие юбку и царапающие лодыжки. — Я хочу, чтобы ты больше не бродил по улицам без меня, потому что этот дудочник поставит тебя на колени раньше, чем успеешь задуматься о своих действиях.
— И когда ты имела несчастье с ним столкнуться?
Ответить получилось не сразу — лишь после того, как Искра, вернувшись в человеческий облик, поднялся с земли, разглядывая треснувшие по швам рукава камзола.
— Он был с теми, кто вырезал мое гнездовище.
— А ты?
Я отмахнулась, разглядывая прорехи на юбке, оставшиеся после когтей харлекина.
— С тебя новая взамен испорченной.
— Да хоть все десять. Он тебя тогда не заметил?
— Нет. Он меня отпустил.
Потому, что не сумел распознать шассу в человеческом теле. Только вот что-то подсказывало, что здесь, в Загряде, змеелов не допустит еще одну такую же ошибку.
Хуже весенней распутицы на дороге мог быть только сырой, промозглый туман, густой, как молоко, собравшийся в низине и накрывший приречный город Загряду белесым одеялом. Викториан уже не раз проклял свою самоуверенность, погнавшую его из теплого и сухого Новограда, в котором он провел зиму, к месту, где трагически погиб отправленный по запросу градоправителя дудочник.
Странный тут городок. То, что серый и унылый, еще полбеды, а вот возникающая в нем с завидным постоянством нежить стабильно портила годовую отчетность Ордена перед князем. Откуда только берется вся эта дрянь в забытом богом местечке, где даже кладбище маленькое и полузаброшенное, потому что жители предпочитают не хоронить своих мертвых, а сжигать их, — непонятно. Но факт остается фактом: каждые три-четыре месяца поступает вызов в Орден Змееловов, каждый раз дудочники привозят с собой трофеи, оставшиеся после «чистки», и видовое разнообразие каждый раз изумляет. Попадались не только широко распространенные падальщики, но и хорошо скрывающаяся нечисть: вампиры, каменные змеи и даже горгульи. Хоть заповедник открывай, право слово.