Дети Дюны
Шрифт:
Нет! Довольно снов!
~ ~ ~
ВОПРОС: «Видел ли ты Проповедника?»
ОТВЕТ: «Я видел песчаного червя».
ВОПРОС: «Что это за Змея?»
ОТВЕТ: «Она дает нам воздух, которым мы дышим».
ВОПРОС: «Тогда зачем истребляете вы ее землю?»
ОТВЕТ: «Потому что Шаи-Хулуд (обожествленный Змей) приказывает нам делать это».
По фрименскому обычаю юные Атрейдесы поднимались
Но вот царственные близнецы вышли в передние покои; прислуга сразу притихла, и это не укрылось от внимания Лето и Ганимы. Все сразу обратили внимание на то, что поверх серого костюма Лето надел с черным кантом пелерину. На сестре красовалась зеленая пелерина. У ворота пелерина была застегнута золотыми застежками — ястребами Атрейдесов с глазами из красных рубинов.
Разглядев все это великолепие, Хара, одна из жен Стилгара, не смогла сдержаться.
— Вижу, вы приоделись в честь приезда бабушки.
Лето не спеша принял из рук служанки миску с кашей и только после этого взглянул в темное, иссеченное морщинами лицо Хары.
— Почему вы не думаете, что мы приоделись в свою честь? — спросил мальчик, покачав головой.
Хару не смутило язвительное замечание.
— У меня такие же голубые глаза, как и у вас, — произнесла она без всякой дрожи в голосе.
Ганима громко рассмеялась. Хара в своем репертуаре — женщина никогда не упускала случая проявить фрименскую задиристость. Вот и сейчас она имела в виду: «Вы, конечно, царевич, мой мальчик, но у нас с вами одинаковые глаза — у них нет белков, а это знак пристрастия к зелью. Какому фримену нужна большая честь?»
Лето улыбнулся, сокрушенно покачав головой.
— Хара, любовь моя, если бы ты была чуть-чуть помоложе и не была бы женой Стилгара, то я сделал бы тебя своей женой.
Нисколько не удивившись легкости своей маленькой победы, Хара сделала знак остальным слугам продолжить приготовления к важным дневным делам.
— Ешьте свой завтрак, — строго сказала она. — Сегодня вам понадобятся силы.
— Так ты признаешь, что мы не слишком хороши для встречи бабушки? — с полным ртом каши спросила Ганима.
— Не бойтесь ее, Гани, — ответила Хара.
Лето проглотил кашу и испытующе взглянул на Хару. Эта женщина дьявольски, по-простонародному умна — она сразу поняла, что кроется за пикировкой об изяществе одежды.
— Поверит ли она в то, что мы боимся ее? — спросил мальчик.
— Похоже, что нет, — ответила Хара. — Когда-то она была нашей Преподобной Матерью, и уж я-то знаю, каковы ее повадки.
— Как оделась Алия? — спросила Ганима.
— Я еще не видела ее, — коротко отрезала Хара и отвернулась. Лето и Ганима обменялись заговорщическими взглядами и вышли под центральный свод, заговорив на древнем наречии, известном им от рождения.
— Итак, сегодня приезжает бабушка, — сказала Ганима.
— И это сильно беспокоит Алию, — откликнулся Лето.
— Кто же станет радоваться, уступая такую власть?
В ответ Лето тихо рассмеялся. Это был смех зрелого мужчины, который до странности не вязался со столь юным телом.
— Да, но и это еще не все.
— Ты думаешь, что глаза ее матери увидят то, что видим мы?
— А почему бы и нет? — спросил Лето.
— Да… Наверное, именно этого и боится Алия.
— Конечно, кто знает о Мерзости больше, чем ее воплощение?
— Но мы можем и ошибиться, — возразила Ганима.
— Мы не ошибаемся, — сказал Лето и процитировал отрывок из книги Бене Гессерит: — «С полным разумением и основываясь на ужасном опыте видим мы то, что называем предсуществующей Мерзостью. Ибо кто знает, какая маска из нашего проклятого и злонравного прошлого может овладеть живой плотью?»
— Я знаю ту историю, — ответила Ганима. — Но если это правда, то почему мы не страдаем от внутреннего зла?
— Наверно, потому, что наш дух хранят наши родители, — отозвался Лето.
— Но почему у Алие нет такого хранителя и стража?
— Не знаю. Может быть, потому, что один из ее родителей все еще среди живых. А может быть, это потому, что мы еще молоды и сильны, но когда станем старше и циничнее…
— Нам надо быть очень осторожными с этой бабушкой, — перебила брата Ганима.
— И не обсуждать с ней Проповедника, который бродит по планете, изрекая ересь?
— Ты не думаешь, что это и вправду наш отец?
— Я не могу об этом судить, знаю только, что тетя Алия очень его боится.
Ганима энергично тряхнула головой.
— Я не верю во всю эту чушь о Мерзости.
— У тебя точно такая же память, как и у меня, — возразил Лето, — Веришь в то, во что хочешь верить.
— Ты не думаешь, что все получилось так, потому что Алия отважилась войти в транс от зелья, а мы нет? — спросила Ганима.
— Именно так я и думаю.
Они замолчали, влившись в поток людей, выходивших из центральных ворот. В сиетче Табре было прохладно, но костюмы хорошо согревали, и дети отбросили назад сберегающие тепло капюшоны, обнажив рыжеволосые головы, Лица их несли отпечатки одних и тех же генов — большие рты и широко расставленные глаза, в которых нельзя было отличить белки от синих радужек.
Лето первым заметил приближение их тетки Алие.
— Она идет, — предостерегающе произнес Лето, переходя на боевой язык Атрейдесов.
Алия предстала перед детьми, и Ганима кивнула тетке.
— Военная добыча приветствует блистательную родственницу, — Ганима говорила теперь на языке чакобса, подчеркивая значение своего имени — «Военная добыча».
— Как видите, возлюбленная тетя, — вмешался в разговор Лето, — мы готовимся к встрече с вашей матушкой.
Алия была одной из немногих при многолюдном дворе, кто не выказывал ни малейшего удивления, слыша взрослые разумные речи царственных детей. Она по очереди посмотрела на них своими горящими глазами.