Дети джунглей (сборник)
Шрифт:
— И что это должно означать?
— Это только значит, что такая сумма, как полмиллиона долларов, может любого ввести в искушение.
— Да, конечно, вполне может, — согласился Малони. — Если бы эти деньги стали моими, я поехал бы в Монте-Карло и поставил их на семнадцатое красное.
— Черное, — сказал Мак-Рэди.
— Что?
— Семнадцатое — это черное число.
— Не важно, — сказал Малони. — Но я бы здорово сыграл, если бы получил эти деньги.
— К сожалению, их у вас нет.
— А у вас?
— Пока тоже нет, — сказал Мак-Рэди.
— Что это значит — пока нет?
Мак-Рэди что-то пробурчал и затянулся трубкой.
— Зачем вы собирались отправить их в Рим? — спросил Малони.
—
— Вы все состоите в крупной международной банде, да? — проницательно заметил Малони. — Это какой-то громадный преступный картель, верно? Готовилась крупная операция с героином, я правильно говорю? Или торговля белыми рабами?
Ну, я прав, Мак-Рэди?
— Ошибаетесь, — сказал Мак-Рэди.
— Тогда что же это за история? — спросил Малони и вдруг осознал, что он пьян.
— Не ваше это дело, — сказал Мак-Рэди, — вот что.
— Нет, это мое дело, потому что вы втянули меня в него.
Мак-Рэди положил трубку на стол. Малони заметил, что его рука находится очень близко от лежащего на столе ножа, очень длинного и острого кухонного ножа, чего он не заметил, когда нарезал салями. Глаза Мак-Рэди оставались зловеще суженными. Малони вдруг пришло в голову, что, может, он просто близорукий.
— Я хочу задать вам несколько вопросов, — сказал Мак-Рэди.
— О, в самом деле? — сказал Малони, неожиданно почувствовав себя отчаянным и смелым, как во время разговора с Крюгером на Шестьдесят первой улице, очень похожим на героя, хотя и подвыпившего.
— Да, и хотел бы, чтобы вы на них ответили.
— Что ж, может, отвечу, а может, и нет, — сказал Малони.
— Посмотрим, — сказал Мак-Рэди.
И Малони тотчас уверился, что он был членом международного преступного картеля, потому что всем им была свойственна банальная привычка вот так зловеще разговаривать, как будто их обучали способам запугивания в одной и той же школе под руководством Феджина или еще какого-нибудь отврати, тельного злодея-грабителя. «Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять, — вспомнил детскую считалку Малони, подразумевая под зайчиком гравера, — вдруг охотник выбегает…»
Однако руки Мак-Рэди по-прежнему находились в опасной близости со страшным ножом.
— Значит, вы распороли пиджак? — спросил Мак-Рэди.
— Да.
— И обнаружили в нем обрезки бумаги?
— Да.
— Где?
— Внутри пиджака. Они были зашиты под подкладку.
— Я имею в виду… где вы совершили это открытие?
— О, не важно, я это сделал, и все, — сказал Малони. — Я достал их, дружище. Можете меня пытать, я никогда не скажу вам, где я бросил эти пропитанные героином обрывки газеты. Или это был ЛСД? А? Этот номер «Нью-Йорк тайме» был пропитан, верно? Чем, ЛСД? Я бы ни капельки не удивился.
— У вас слишком пылкое воображение, — сказал Мак-Рэди.
— Где это вы научились так говорить? — спросил Малони. — Это вас Феджин учил разговаривать в своей преступной международной школе, да, он учил вас всем этим зловещим приемчикам?
— Мистер Малони…
— А, так вам, оказывается, известно мое имя?
— Да, мы узнали его из ваших водительских прав.
— Значит, мы, да? Крупная криминальная организация, да?
Ну, давайте, пытайте меня, я могу вынести любую пытку. Однажды мы с Ирэн жили в квартире, буквально кишевшей миллионами тараканов, и ничего. Думаете, я боюсь пыток? Я ни за что не скажу вам, где оставил эти клочки газеты!
— Мне все равно, где вы их оставили, — сказал Мак-Рэди. — Меня интересует, где вы оставили пиджак.
— Вот в чем дело! — сказал Малони. — Так это сам пиджак имеет для вас такое огромное значение! Можете пытать меня, сколько пожелаете!
— Выпейте немного шнапса, — быстро сказал Мак-Рэди.
— О нет, не стоит! — выпалил Малони. — Вы хотите напоить меня, чтобы я выболтал вам все, что знаю! Нет, не получится, — заявил Малони,
— Ваше здоровье, дружище, сегодня на «Эквидакте» я мог бы здорово выиграть, если бы вы, паршивцы, не появились и все мне не испортили… Вы, случайно, не знаете, кто сегодня выиграл четвертый заезд?
— Нет, не знаю.
— Наверное, Джобоун?
— Понятия не имею.
— И все-таки я думаю, что она, — сказал Малони. — Джобоун! Я это знал!
— Где вы оставили пиджак?
— Ха-ха! — вызывающе сказал Малони, независимо откинулся на спинку стула и чуть не упал с него.
Он отодвинулся от стола, обожженный внезапным стыдом.
Не потому, что опьянел, а потому, что напился в присутствии человека, который ему не нравился. Существует множество способов напиться, и все они по-своему хороши, кроме одного — когда ты это делаешь в неподобающей компании. Мак-Рэди нравился ему не больше, чем К., или Гауд, или Крюгер, или любой другой из их громадного преступного картеля, а может, даже этих банд было две (значит, вам очень важен сам пиджак?
Ни слова не скажу вам о нем!), и при этом он позволил себе нализаться в присутствии этого человека, что было низко и достойно всяческого презрения.
Самой невероятной пьянкой в его жизни, которую он действительно выделял из бесконечного ряда других, больших и маленьких, была та, в которую они пустились с Ирэн в тот день, когда она обнаружила загашник. А обнаружила она его, потому что в тот день они объявили непримиримую войну полчищам тараканов, которые нагло делили с ними их квартиру на Восточной Шестнадцатой улице. Следовательно, им пришлось открывать все шкафчики и сыпать внутрь порошок от тараканов, поднимать всю посуду, горшки и сковородки и разбрызгивать отраву из аэрозольного баллончика в темные углы и ниши, наблюдая суматошное бегство насекомых. В загашнике было четыре бумажки по десять долларов, которые она спрятала в кастрюлю на черный день [4] и совершенно о них забыла. А тогда она наклонила кастрюлю, чтобы он мог получше нацелить струю из пульверизатора на гнездо маленьких суетливых негодяев, прячущихся за ней в углу, и из нее неожиданно посыпались деньги. И буквально в следующую минуту на улице забарабанил дождь. К этому времени они уже обрызгали все, что могли, и поскольку начался дождь, а деньги Ирэн припрятала именно на черный день, Малони предложил посвятить вторую половину субботы заслуженному отдыху. Ирэн, вконец замученная борьбой с ордами насекомых, бесцеремонно слоняющихся по их кухне и туалету, нашла эту идею великолепной. Они домчались на такси до Забара на углу Восемнадцатой и Бродвея, купили там банку черной икры, затем вернулись в свой квартал и приобрели две бутылки польской водки и коробку крекеров, и оставшееся время провели за кутежом, выпив всю водку. Это была воистину роскошная, потрясающая пьянка. Несколько раз они пытались заняться любовью, но у них ничего не получалось, потому что они буквально изнемогали от смеха, катаясь по полу. Они пили за изгнание тараканьего войска, за битлов, недавно появившихся на эстраде, пили за королеву Елизавету («Да здравствует Ирландия!» — кричала Ирэн). А еще за Хрущева — Малони снял свой башмак и треснул им по столу, не столько изображая русского лидера, сколько пытаясь прихлопнуть одурманенного ядом таракана, который, шатаясь, пробирался к мойке, — и промахнулся. И еще они пили за Дж. Д. Сэлинджера, за то, что он составил список ингредиентов в медицинских кабинетах Зу, или Фрэнни, или еще кого-то, без чего литературный подвиг американских писателей не был бы таким блестящим… О, это была бесподобная пьянка.
4
Черный день — соответствует в англ яз, выражению «дождливый день». (Примеч. перев.)