Дети Эдгара По
Шрифт:
Джейн не боролась. Вместо этого она как бы разделилась натрое. Одна её часть стояла неподалёку на коленях и молилась, словно в детстве, не сосредоточенно, а машинально, стараясь побыстрее покончить с гирляндами слов. Вторая её часть подчинялась мужчине, глухо и слепо. А третья парила над двумя первыми и наблюдала, медленно помахивая руками, чтобы удержаться в воздухе.
— Попробуй, убеги, — прошептал мужчина. Она не видела и не чувствовала его, хотя его руки всё время были на ней. — Попробуй, убеги.
Она помнила, что сопротивляться нельзя, однако по шуму, который он производил, и по тому, как он дёргал её, она поняла, что именно это его и возбуждает. Ей не хотелось его сердить; тихо пискнув, она
Тогда девушка, которая молилась, и девушка, которая парила в воздухе, тоже исчезли. Осталась только Джейн, которая, кое-как прикрывшись порванной одеждой, выползла из тупика и побежала, крича и пошатываясь, к метро.
Приехала полиция, «Скорая». Её повезли сначала в участок, оттуда в городскую больницу, адское местечко, скудно освещенное, с бесконечными подземными коридорами, ведущими в тёмные комнаты, где одинокие фигуры лежали на кроватях, узких, как больничные каталки. Там ей причесали лобок, и все отделившиеся волоски сложили в стерильный конверт; взяли образец спермы и посоветовали сдать анализы на ВИЧ и другие инфекции. В больнице она провела всю ночь, проходя разные осмотры и ожидая новых. Сообщить полиции номер телефона родителей или кого-нибудь ещё она отказалась. Перед самым рассветом ей наконец-то дали уйти, предварительно вручив полный пакет брошюр из местного кризисного центра для изнасилованных. Там были «Новая надежда для женщин», «Плановое материнство» и визитка следователя, которому передали её дело. Детектив подвёз её домой на патрульной машине; когда они остановились перед зданием, где она жила, она вдруг испугалась того, что он теперь знает её адрес, что он вернётся, что он и есть тот самый насильник.
Но это, конечно, был не он. Он проводил её до двери и подождал, пока она войдёт внутрь.
— Позвоните родителям, — сказал он, прежде чем уехать.
— Позвоню.
Она отодвинула в сторону бамбуковые жалюзи и следила за полицейской машиной, пока та не скрылась из виду. Потом отправила брошюры в мусорное ведро, стянула всю одежду и запихала её туда же. Приняла душ, переоделась, собрала полную сумку вещей и ещё одну книг. После этого вызвала такси. Когда машина приехала, она велела шофёру отвести её в Аргус, забрала оттуда лэптоп и всю работу по капюшонницам, а потом велела везти себя на вокзал.
Там она купила билет домой. Только приехав и рассказав родителям о том, что с ней случилось, она начала плакать. Но даже тогда не смогла вспомнить, как выглядел тот человек.
Дома она прожила три месяца. Родители настояли, чтобы она сходила к психологу и записалась в группу терапии для жертв насилия. Она с неохотой подчинилась, но, проходив в группу недели три, бросила. Изнасилование было, но осталось в прошлом.
— Это длилось пятнадцать минут, — сказала она однажды в группе. — И кончилось. А моя жизнь продолжается.
Группа приняла её заявление без восторга. Женщины подумали, что она отказывается признавать очевидное; психотерапевт сказал, что Джейн будет страдать позже, если сейчас не найдёт в себе сил взглянуть в глаза своим страхам.
— Но я не боюсь, — сказала Джейн.
— Почему? — спросила женщина, у которой выпали брови.
Потому что молния дважды в одно место не бьет, хмуро подумала Джейн, но ничего не сказала. Больше она в группу не приходила.
В тот вечер её отцу позвонили. Он взял телефон, сел за обеденный стол и стал слушать; минуту спустя встал, пошёл в кабинет и с порога, закрывая за собой дверь, бросил на Джейн быстрый взгляд. Дыхание словно застыло у неё в груди, но тут она услышала, что отец смеётся: значит, он разговаривает не с полицией. Через полчаса он вернулся и снова поглядел на Джейн, на этот раз более вдумчиво.
— Это был Эндрю. — Так звали его друга-врача, англичанина. — Они с Фредом едут на три месяца в Прованс. Спрашивали, не согласишься ли ты пока посторожить их квартиру.
— В Лондоне? — Мать Джейн затрясла головой. — По-моему…
— Я ответил, что мы подумаем.
— Я подумаю, — поправила его Джейн. Она смотрела на родителей, рассеяно почёсывая пальцем бровь. — Дайте мне подумать.
И она пошла спать.
В Лондон она поехала. Паспорт у неё уже был, остался со школьных времён, когда они всей семьей ездили к Эндрю в гости. Споры с отцом и матерью, звонки к Эндрю и от Эндрю продолжались до самого отъезда. Он заверял, что квартира полностью безопасна, что наверху живёт очень милая и надёжная женщина постарше, и что для Джейн было бы совсем неплохо снова пожить самостоятельно.
— Ты, значит, пуганой вороной не стала, — сказал он ей как-то вечером по телефону. Он всё-таки был врач: гомеопат, а не аллопат [12] , и Джейн находила это утешительным.
— Самое главное для тебя сейчас — продолжать жить своей жизнью. Ты иностранка, настоящей работы здесь не получишь, но я посмотрю, что можно сделать.
Самолёт уже подлетал к Хитроу, когда она сделала открытие. Ополоснув водой лицо, она стала причёсываться, как вдруг моргнула и уставилась в зеркало.
12
Аллопат — врач, лечащий препаратами, которые вызывают симптомы, противоположные симптомам болезни.
Над бровями опять росли те самые волоски. Они повторяли контур бровей, устремляясь назад, к вискам; переплетённые, как прежде, и столь же трудноразличимые, если не приблизиться вплотную к зеркалу и не смотреть на него под определённым углом. Она потрогала одну прядь, похожую на косичку. Та оказалась твёрдой, но странно податливой; Джейн провела пальцем по всей длине, и вдруг её передёрнуло. Не как от разряда тока: больше похоже на короткую боль, когда сверло дантиста заденет нерв или треснешься локтем о камень. Она задохнулась; но боль тут же прошла. Осталось какое-то гудение в голове, и в горле сразу потеплело, будто она глотнула сладкого сиропа. Она попыталась выдохнуть, но выдох превратился в зевок, а зевок завершился пронзительным чувством физического наслаждения, столь острым, что она ухватилась руками за край раковины и резко наклонилась вперед, стукнувшись о зеркало. Она билась в оргазме и смутно слышала, что кто-то стучит в дверь.
— Э-эй? — окликнул её кто-то. — Э-эй, здесь занято?
— Счас, — выдохнула Джейн. Всё ещё дрожа, она перевела дыхание; погладила ладонью лицо, слегка помешкав, прежде чем коснуться бровей. Возникло лёгкое покалывание, обострение чувств, которое растаяло, когда она, схватив косметичку и пошатываясь, вышла за дверь.
Эндрю и Фред жили к северу от Кэмден-тауна, в старом георгианском доме с террасой и видом на Риджентс-канал. Квартира занимала полуподвал и первый этаж; сзади располагался шестиугольный солярий со стеклянными стенами и каменным полом с подогревом, а за ним спускалась к каналу ступенчатая терраса. В спальне стояла старинная деревянная кровать о четырех столбах, высокая от пуховых подушек и одеял; стеклянные двери тоже открывались на террасу. Эндрю показал, как управлять сложной конструкцией защитных дверей, которые выдвигались из стен, и дал ключи от оконных решеток.