Дети Гитлера
Шрифт:
К рождеству наступление выдохлось. Мюнц вспоминает: «Была тихая, ясная ночь. Мы были голодные и усталые. Из-за полного истощения сил я даже не думал о рождествеских праздниках. Вдруг налетели бомбардировщики и раздались взрывы. Я почувствовал страшную боль в ноге. Нога была раздроблена. Я с трудом сумел остановить кровоточение».
Американская военная кинохроника запечатлила страх на лицах плененных юных немецких солдат. Они вели себя как запуганные, беспомощные дети. Нацистский выпуск хроники, посвященный рождеству, вместо фронтовых ужасов показывал идиллические сцены раздачи немецкими солдатами подарков детям. В глазах выживших в арденнской «мясорубке» это был верх цинизма. «Рождество стало худшим днем в моей жизни , — говорит Мюнц. — Что они сделали с нами?»
На краю битвы в одном маленьком
Между тем началось отступление немецкой армии из Арденн. Это отступление, длившееся несколько месяцев, ещё раз показало весь абсурд войны, продолжаемой Гитлером и его шайкой. Немецкие части возвращались на свои старые позиции. Йоханес Шрёдер с товарищами занимал оборону в лесу, когда они услышали рев многих моторов. «Нас было всего 14 человек против сотни танков. Что мы могли сделать? Один за другим погибали мои товарищи. Мой напарник по окопу был ранен в шею. Меня ранили в голову». Оставшиеся в живых отступили в глубь леса. Йоханеса они приняли за убитого и оставили лежать в окопе. Его спасли американские санитары. Медицинская сестра в госпитале называла возвращенного к жизни Шрёдера «Бэби».
Более 60 000 немецких и англо-американских солдат погибли в Арденнах. Лишь в американском плену у многих немецких солдат открылись глаза на всё происходящее. «Снова и снова узнавали мы правду. В некоторые моменты мне было стыдно за то, что я немец», — говорит Шрёдер. В марте 1945 года его родственники из Айфеля получили на него похоронку. Вскоре после отпевания погибшего юноши в церкви, к ним снова пришло письмо с американской маркой на конверте. Их мальчик был жив. Ему повезло. Шрёдер до сих пор не может успокоиться, вспоминая о войне: «Эти преступники отправляли на войну четырнадцати и пятнадцатилетних. Они шли по трупам».
Даже после провала наступления в Арденнах нацистская пропаганда продолжала неустанно трубить о скорых перспективах конечной победы. «Мы прожили по-настоящему уникальный год немецкой истории, — распинался министр пропаганды Геббельс. — Немецкий народ демонстрирует величие своего морального духа, сопротивляюсь врагу. Это можно назвать только чудом, которое станет залогом нашей грядущей победы».
Нацистская пропаганда использовала любой повод для возбуждения в населении чувства ненависти к противнику и готовности умереть за «фюрера, народ и отечество». Красная Армия уже давно перешла границу рейха. Кинохроника Геббельса снова и снова показывала страшные картины советских преступлений в немецких деревнях, которые были вновь отбиты у русских немецкими частями. Изувеченные тела, изнасилованные женщины, убитые семьи прямо в своих домах. Эти кадры не были инсценированы. Илья Эренбург призвал к мести, и этот призыв был подхвачен, превратившись в боевой клич. Многие советские части, особенно в первые недели пребывания на немецкой территории, мстили за миллионы погибших соотечественников. Таким образом, действия Красной Армии невольно помогали мобилизации немецкого населения на ведение вооруженной борьбы. «Я вошел в школу и увидел сразу за дверью окровавленную, мертвую женщину с растопыренными ногами. Её изнасиловали буквально до смерти. Её муж лежал в прихожей, убитый выстрелом в затылок», — вспоминает Тео Николай. Ему было тогда шестнадцать лет. «Когда мы это увидели, ярость и ненависть охватили нас. Мы были готовы немедленно убить виновников преступления».
«Когда русские придут, они нам покажут», — думал Мартин Бергау, когда он услышал грохот канонады под Кёнигсбергом. Он был тогда членом Гитлерюгенда. И вот пришла Красная Армия, распространяя вокруг себя страх и ужас. Спасение собственных семей от насилия вторгнувшихся чужих солдат заставлял многих юношей и подростков на востоке Германии браться за оружие. «Мы чувствовали, что речь идет о жизни и смерти».
Зимой 1944/1945 годов своим упорством в обороне прославились «города-крепости». Битвы за Кёнигсберг и Бреслау стали предвестниками всеобщего краха. Нацистская пропагандисткая машина в сжатые сроки выпустила цветной монументальный фильм «Кольберг», который был в первую очередь рассчитан на молодежь. В нем прославлялись стойкость и мужество жителей городов Померании против французов во время наполеоновских войн. «Города-крепости» были должны следовать примеру предков и обороняться изо всех сил против наступающих советских войск. Картина изобиловала лозунгами типа «Есть долг защищаться и умирать» или «Великое рождается в муках».
Одновременно нацистское руководство требовало от населения и армии забыть о возможности отступления и стремиться к отражению всех атак противника. Гибель огромного количества немцев в последние дни «тотальной» войны была также вызвана переоценкой своих сил и возможностей, идеологическим упрямством и слепым повиновением приказов командования.
Печальным подтверждением этой истины стал Кёнигсберг — «восточная крепость рейха». Здесь размещалась резиденция фанатичного гауляйтера Эриха Коха. В последних числах января кольцо окружения замкнулось вокруг города. Население было в ужасе от невероятных слухов о жестокости советских солдат. Советская артиллерия методично разрушала Кёнигсберг. В подвалах домов, в подземельях и наспех построенных убежищах искали защиту от взрывов 100 000 гражданских лиц и 15 000 угнанных иностранных рабочих.
У оборонявшихся была нехватка в тяжелом вооружении и лёгкой артиллерии, в боеприпасах и людях. Военные патрули прочесывали полусгоревшие дома, переполненные подвалы и бункера в поисках дезертиров. Ходить по улицам было крайне опасно, так как из-за слабости противовоздушной обороны бомбардировшики противника безнаказанно бомбили город.
«Мы понимали, что надо обязательно оборонять Кёнигсберг. Здесь не могло быть никаких сомнений. Это была наша родина», — свидетельствует бывший член Гитлерюгенда Эрих Шварц. «Мы были вдохновлены фильмом „Кольберг“. Если мы будем держаться так, как тогда, победа будет нашей. Мы думали только таким образом».
Если фильм не носил пропагандистского характера, то посещение кинотеатра детям было заказано. «Олнажды показывали фильм для взрослых. Мы сидели в одном ряду с солдатами. После проверки документов, нас моментально выставили за дверь. Нам было запрещено его смотреть. Одако мы всё равно были готовы умереть за отечество».
В Кёнигсберге, как и повсюду в Германии полевая жандармерия устраивала обходы жилых кварталов в поисках потенциальных солдат для их последующей отправки на фронт. Обучение новобранцев занимало несколько часов. Однако на передовых позициях зачастую беспомощно чувствовали себя не только мальчики из Гитлерюгенда, но и солдаты, которых они замещали. «Огонь русских по Кёнигсбергу был чудовищен. Подростки, сидевшие с нами в окопах, кричали „мамочка“ и „помогите“. Одному было двенадцать лет, а двум по четырнадцать. Ветераны ругались:»Пусть заберут детей из окопов!» Это был хаос», — рассказывает Тео Николаи.
Ганс-Гюнтер Штарк командовал подразделением, в котором было немало малолетних солдат из Гитлерюгенда. «Я всегда говорил, когда ко мне присылали подростков, чтобы они мне сообщали свои точные данные. Мне они были нужны, потому что большинство из этих детей не доживало до следующей среды. Отправка на фронт зеленых юнцов была полной бессмыслицей. Это граничило с преступлением.» Почему же он всё таки водил их в бой?
«Мы были вынуждены так поступать для того, чтобы сохранить хоть какую-то боеспособность». Именно так были вынуждены поступать и другие командиры вермахта, поэтому в последние дни войны погибли тысячи малолетних солдат.