Дети индиго. Кто управляет планетой
Шрифт:
Предсказанное сбывается
Спустя 27 лет возмужавший, крепко стоявший на ногах, удачливый бизнесмен П. В. Пятов получил некий мысленный приказ: пора выходить из тени. К тому времени он окончил Горьковский торговый институт, много чего испытал в жизни, стал вполне самостоятельным человеком, руководителем собственной фирмы.
Первым делом ему надлежало честно рассказать людям о том, что с ним случилось однажды и что вскоре предстоит пережить человечеству. Приближался некий переломный рубеж, который должен был коснуться каждого на Земле – и целых государств, и отдельных граждан.
Начиная с 1995 года Пятов стал искать встреч с журналистами, иногда
Павел Владимирович Пятов в 13 лет «увидел» весь свой жизненный путь до глубокой старости
В беседах с Павлом Владимировичем я намеренно существенную часть времени уделял его рассказам о первой, личной канве полученной им информации. С одной стороны, это было интересно: ведь мало кому дается знать свою судьбу в деталях до преклонных лет; с другой – четкое исполнение жизненных этапов по первому, «личному», каналу, на мой взгляд, добавляло доверия к событиям и информации по второму, «глобальному», каналу.
Проблема правдивой информации, а по сути, дезинформации, которую щедро несли в массы контактанты, уже тогда становилась острой, до неприличия опошленной, псевдонаучной, поэтому сколько-нибудь серьезные исследователи, тем более ученые, открещивались от контактной информации, как черт от ладана. Отыскивать крупицы ценной информации и знаний среди лавины словесного мусора и правдоподобной лжи становилось делом настолько непродуктивным, что этим занимались только самые большие оптимисты. Пожалуй, создание при Российской академии наук скандально известной «комиссии по лженаукам» обязано, прежде всего, валу дезинформации, которая стекалась по различным каналам в научно-исследовательские институты. Тут ученых понять все-таки можно: их достали дилетанты. Но, как часто бывает, здесь существует опасность с водой выплеснуть ребенка.
– Жизнь моя предсказывалась мне не по дням и часам, а по важным узловым моментам, – объяснял мне суть контактной информации Павел Владимирович. – Длительности между эпизодами я не знаю, даже не могу предполагать. Может, они случатся через пять лет, а может – завтра. Знаю, что событие должно быть, оно неизбежно, и все-все пока сбывалось, а вот когда... Иногда, особенно если наступала темная полоса в жизни, так хотелось быстрых перемен, а они не происходили! И думаешь, неужели сбой?.. Потом вдруг в одночасье все ломалось, логически увязывалось, концы сходились с концами – и следовало изменение! Порой такое неожиданное, что оставалось диву даваться: с каких незначительных случаев, знакомств, поступков начинался очередной поворот в судьбе... По своему внутреннему состоянию я научился заранее предугадывать перемены: какое-то особое чувство ожидания, беспокойства начиналось примерно за месяц до его свершения. Важно, что в моей жизни нет ничего случайного, ни одной случайной встречи! Особенно, если люди нормальные и в дальнейшем сыграют позитивную роль в событиях.
Вот один из первых эпизодов Пашкиного детства, который укрепил его веру в предсказанную судьбу.
Отец Павла был сторожем на колхозной пасеке, и ему было выдано ружье. А парнишка, не имея закадычных друзей в деревне, основное время проводил в лесу и частенько уходил с казенным ружьишком поохотиться. Никто из родных особенно не интересовался, куда и насколько он уходит. Так однажды он пришел к заброшенному колодцу на месте покинутого людьми хуторка. Было жарко, и очень хотелось пить. Ни котелка, ни иной посудины у него не было, и Пашка мыкался у подгнившего сруба, пытаясь набрать хоть пригоршню воды. Вдруг земля под ним ухнула, и он оказался в колодце.
Воды было по горло. Дно торфянистое, и долго стоять на нем было нельзя. После отчаянных попыток выбраться по осклизлым, замшелым бревнам колодца он стал звать на помощь. Просвет сруба был совсем недалеко, метра полтора-два, но подобраться к нему не было никакой возможности. От холода у него вскоре пропал голос, и Пашка мог только стоять и смотреть вверх. Иногда вновь пытался цепляться за полусгнившие бревна, но понял, что его может попросту завалить. Так прошло двое суток, и шли третьи с того часа, как он попал в этот капкан. Он не спал, потому что ноги засасывало, и надо было все время держаться на плаву.
Павел готов был уже, может, и умереть, но останавливала мысль: а как же тот человек, которого он помнит старым в своих видениях? И он терпел...
Вдруг в колодец рядом с ним сверху падает здоровенный толстый сук от тополя, едва его не поранив. Сил хватило лишь на то, чтобы выбраться по нему до края сруба. Потом он долго лежал неподалеку в забытьи. Ружье валялось рядом с колодцем, его никто не тронул. Стояла тишина, ветра не было, и не было ни одного дерева ближе 15 метров в округе. Пашка специально обошел поляну, присматриваясь, откуда могла бы сорваться ветка. Не было такого дерева! Тогда он даже не заснул, хотя ему безумно хотелось спать, а сразу пошел домой. Оказывается, его там и не хватились, зная, что он мог пропадать в лесу по неделе.
Колодец и ружье на поляне позже всплыли в его памяти в виде соответствующей картинки, был и непонятный полумрак заточения, но никакого спасительного сука от дерева он на тех картинках не разглядел.
Потом была случайная женитьба перед армией на девушке, которую он не очень любил, но там мог быть ребенок. Павел знал заранее, что брак будет недолгим. Так и получилось: пока он был первогодком в армии, у жены случился выкидыш, и Пятов в семью не вернулся. Но что он особенно подчеркивал – медкомиссия на призывном пункте его признала абсолютно здоровым. Кто бы мог предполагать это с пареньком, которому сулили скорую смерть?..
Еще один момент в его видениях был ярко показан: бытовая комната в казарме и человек 15 старослужащих, «дедов», по нынешней терминологии. За какое-то мелкое прегрешение ему, первогодку, сделали замечание, соответственно – наряд, а он послал обидчика-сержанта матом. «Зайди после отбоя в бытовку», – было приказано ему. Этот момент он отчетливо помнит по картинке: он в центре, а вокруг 15 крепких парней. Пятов пошел, страха не было нисколько, хотя опасение – да. Этот сержант, Камерилов, патологически ненавидел людей. Наверное, в нынешней армии таких замечают и ставят над солдатами со специальной целью: укрощать строптивых, не марая офицерских рук и их «чести».
Злобно крича, Камерилов двинулся к Павлу – тот инстинктивно принял боксерскую стойку. Драться он умел. Сержант опешил и – отошел. Никто почему-то не бросился на него, обошлось матом. Но издеваться Камерилов стал по-другому: постоянно направлял в наряды. Знал, что жаловаться Павел не будет, и подло мстил в назидание всей роте. Месяц Пятов спал не больше четырех часов в сутки, глаза стали красными от бессонницы, он не вылезал из сапог, и ноги сопрели так, что его положили в лазарет. Сержанта потом на всякий случай перевели в другую роту. Но что удивительно, спустя много лет Павел почему-то не держал зла на этого выродка, простил его издевательства, выбросив сержанта из головы.