Дети индиго. Кто управляет планетой
Шрифт:
– Хорошо, но как же вы нашли друг друга в реальности, если визуально четко не идентифицировали никого? – недоумевал я.
– А как сходятся люди, когда встречаются? Какие-то симпатии, как будто ты его уже знаешь давно. Во всяком случае, первым меня узнал-вычислил Равиль. Он об этом потом рассказывал. Мол, я стою в толпе абитуриентов, пришедших на первый экзамен. Он на одном конце, я на другом. И вдруг между нами словно возникает туннель. Он больше никого не видит – только меня. «И все: я пошел к тебе прямым ходом», – рассказывал Равиль. Вот так я встретилась и с другими членами группы – по какой-то взаимной симпатии. Апроще – нас свели...
Кстати, этот эпизод Надежда чуть
Надо ли говорить, что я отправилась искать своего «коллегу» на журфак Ленинградского госуниверситета? Тогда ЛГУ был единственным университетом в Ленинграде. Я окончила там подготовительные курсы, но на вступительных экзаменах не добрала балла. Разозлилась. И, чтобы не терять время, подала документы в другой институт на факультет гидов-переводчиков: зря, что ли, язык учила?
На первом же вступительном экзамене наша четверка встретилась, как я уже писала. Сначала нас было трое. Равиль, он татарин по национальности, нашел меня первым. Бесцеремонно выдернул меня из толпы с каким-то вопросом. Потом подошел Валентин. Руслан был в приемной комиссии (он старше нас на два года), но ему, видимо, наскучила рутина, и чуть позже он спустился к нам, абитуриентам...
Поскольку с Равилем и Валькой мы учились вместе, то и появлялись везде втроем. Девчонки на меня смотрели косо: наш институт был бабьим царством, на 40 человек в потоке было лишь пять парней, а я «увела» сразу двух, и это злило... Впрочем, наша история кончилась не лучшим образом. Возник классический треугольник. Я пыталась сохранить дружбу с обоими, но стычки между ними возникали все чаще. Может, по моей вине, но я подозреваю, что тут не обошлось и без ИХ всесильного вмешательства. Короче, в один прекрасный момент мне пришлось сделать выбор. События форсировал старый приятель «Штирлиц». Я не собиралась замуж, хотела сначала окончить институт, но «Штирлиц» сказал, что наступают плохие времена, он должен меня спрятать, а для этого мне необходимо сменить имя и место жительства. Это был 1991 год, и у НИХ там, в их мире, происходило что-то нехорошее, тревожное.
«Штирлиц» сказал, что хочет воспользоваться неразберихой, иначе моя жизнь сложится очень плохо, а сам он не сможет меня больше защищать. Он сказал, что мое имя вроде бы стерли из ИХ списков и я нигде не числюсь. Вот почему я не хочу, чтобы вы писали об этом. По крайней мере, с подлинными именами. Я боюсь не людей, я боюсь ЭТИХ...
Одним словом, я приняла предложение Валентина. Руслан был свидетелем со стороны жениха. Кстати, к тому времени наш институт переименовали в университет, и можно утверждать, что пророчество по отношению к Руслану тоже сбылось: мы встретились еще раз, когда он оканчивал университет. Но откуда ОНИ заранее знали, что институт будет переименован?! Вот это вопрос!..
С Русланом мы с мужем поддерживаем отношения до сих пор. Одно время он пошел в политику, работал в петербургской мэрии, участвовал в избирательных кампаниях, поддерживая Собчака, но потом ушел: «слишком много грязи», – по его словам. Сейчас руководит фирмой, женат, имеет дочь. А с Равилем все наши связи оборвались. Мы поругались, но не насмерть, конечно, однако он обиделся на меня за мой выбор. Впрочем, если начнется какая-то заварушка, мы, конечно, будем вместе».
– Поэтому ваши слова в письме: «Ждем своего часа, как бомбу...» – не случайны? Ощущение не исчезает, что «час икс» может наступить? Это вас пугает? – продолжил я расспросы.
– Да, это меня пугает... Я не знаю, с чем именно катавасия на Земле будет связана. Может, природные катастрофы, может, политическое противостояние... Во всяком случае, из разговоров с НИМИ получается, что сейчас складывается ситуация, как перед Второй мировой войной. То есть накануне. Возникает какое-то мощное противостояние. Возможно, мировой терроризм – это один из факторов, как спусковой механизм. Кстати, не думайте, что это противостояние только между людьми. Нет! ОНИ еще и сами вмешиваются во все это. Их системы... И я не знаю, каковы ИХ истинные цели. А когда я не знаю, я поневоле начинаю опасаться. Да, у меня чувство, будто мы накануне...
Но, правда, у меня сохраняется надежда и на второй вариант. Может, ничего и не будет, и все обойдется? Ведь прошло около 20 лет, и все пока если не спокойно, то в рамках цивилизованности. Может, эта Сеть направлена на изучение нас? Или, предположим, ОНИ не нас учат, а сами учатся на нас? Мне очень хочется, чтобы был второй вариант, с мирным исходом.
– А если все же первый вариант, то, по вашим ощущениям, как скоро он может наступить? Или вы успеете состариться, вырастить внуков... – не унимаюсь я.
– Это было бы хорошо. Но у меня ощущение, что все это не кончается. У меня есть доказательства того, что наша жизнь разбита на какие-то дробные куски, и нечто подобное, в смысле контактов, происходило со мной и в прошлой жизни. Не обучение в «школе», а именно контакт с «иными». Я уже была у НИХ на контроле! И это будет в будущем. Возможно, я от НИХ никуда не денусь!..
Я внимательно слушал Надежду. В кафе звучала музыка, неподалеку семья с детьми заказала пирожные и газировку, подходили к стойке бара еще посетители, а мы вот так, запросто, как о чем-то будничном, рассуждали о совершенно невероятном!.. Нет, моя собеседница не была напугана, она, скорее всего, свыклась с необычной ситуацией и лишь иногда пытливо посматривала на меня: как я отношусь к ее рассказу, ведь он явно тянет на диалог не совсем нормальных людей. С обывательской точки зрения, разумеется. Но для меня все это было так ново и необычно, что, кажется, и у Надежды отпадали сомнения насчет меня, и она все с большим интересом погружалась в свои воспоминания.
– Вы писали, что после обучения пробовали искать тех, кто был там с вами, и с десяток человек нашли. Как вам это удалось?
– По-разному. Вплоть до того, что я давала объявления в газеты, где печатались бесплатные купоны на объявления, и указывала какие-то кодовые слова, а люди потом реагировали на них.
– Какие кодовые слова?
– Ну вот, все вам расскажи... Нет!
– Хотя бы примерно...
– Скажем, лозунг, который проскальзывал в наших играх. Например, как было в войну: «За Родину! За Сталина!» Что-то подобное. И люди реагировали на это, в их мозгу складывалась определенная реакция: «Я помню...» Когда они это читают, у них возникает некая ассоциация, и они звонят или пишут мне.