Дети из камеры хранения
Шрифт:
Он несколько раз повторил эту фразу, а затем протянул Кику смоченный платок.
— Рану протри, — сказал он, показав на щеку. Кику заметил, что пальцы у Тацуо дрожат.
— Спортсмен, лекарство надо купить. Не забуду. У меня же пушка есть. Теперь и ты знаешь, что такое мой «Гэтвэй», так что надо мной не издеваться, уговор? Честно сказать, мне бы хотелось пострелять внизу, там, где заводской цех был. Только там дед живет. Дед-землетрясение, ух и шуму от него. Кричит: «Землетрясение! Землетрясение!» Стоит у него спазму случиться или напугается чего, так сразу же: «Землетрясение!» Жалко его.
Выпалив все это на одном дыхании, Тацуо
— Наверное, досталось ему во время землетрясения.
Тацуо сморщился и рассмеялся:
— Вот это да, спортсмен заговорил! — удивленно проговорил он и хлопнул Хаси по плечу. — Эй,
Хаси, спортсмен заговорил. Здорово! Будь он хоть трижды спортсмен, славный парень. Взял и заговорил. Хаси за тебя переживал. Увидел, что ты со своей палкой перелететь сюда вздумал, и схватил меня — мол, помочь надо, очень переживал. О чем это я говорил? А, про деда-землетрясение. Он всю жизнь сторожем работал, с тринадцати лет. Шестьдесят лет сторожем. Всю свою зарплату тратил на покупку неприкосновенного запаса продовольствия на случай землетрясения: консервов всяких, минералки. А потом заболел, вот семейка и вышвырнула его на Ядовитый остров. У него на позвоночнике опухоль, совсем не ходит, даже нужду справить не может. Его сюда забросили с двухколесным велосипедным прицепом, полным запаса еды и минералки. Только и держится за свои землетрясения. Ради землетрясения шестьдесят лет сторожем проработал. Чуть что — кричит: «Землетрясение! Землетрясение!» Шуму он него — жуть. Никакого землетрясения не надо. Интересно, да? Как тебе у нас, хорошее место? А я понравился? Тацуо, свернув язык трубочкой, очень быстро тараторил, а потом сказал, что пойдет за лекарством, махнул Кику рукой и вышел из комнаты. Хаси сел перед зеркалом, открыл коробочку и стал пальцем намазывать на лицо белый крем.
— Какое лекарство? — удивился Кику. — Разве аптеки в такой час работают?
Был час ночи.
— Есть круглосуточный рынок, здесь же город. Это были первые слова Хаси. Он не отводил
взгляда от зеркала. Голос ничуть не изменился.
— Я там работаю, мне уже пора. Тацуо принесет лекарство. А тебе лучше поспать. Завтра поговорим.
Хаси заметно похудел. Привычным жестом он подхватил щеточку и нанес синие тени на веки. Всякий раз, когда в комнату врывался теплый ветер, от Хаси доносился женский запах. Запах проститутки из гостиницы «Весеннее солнце».
— Хаси, а там, где ты работаешь, обязательно быть в таком виде?
— Кику, умоляю тебя. И без того голова раскалывается. Ты так неожиданно явился. Завтра обо всем поговорим.
Хаси стянул с себя футболку и надел бюстгальтер, подложив в чашечки две круглые губки из поролона. Поверх надел розовую кофту и, не застегивая пуговиц, завязал ее концы узлом на животе. Со спины он был похож на женщину с узкими бедрами.
— Там, в стенном шкафу, одеяло. Кику, если проголодаешься, скажи Тацуо, он что-нибудь приготовит.
Хаси вставил ноги в босоножки на высоком каблуке. На его маленьких ногтях был зеленый педикюр, а на ноге болталась зеленая цепочка. Хаси открыл дверь, остановился спиной к Кику.
— Как Милки?
— С Милки все в порядке. А вот Кадзуё умерла. Я тебе ее прах привез.
Пока Кику распутывал нитку на кармане, чтобы достать кость Кадзуё, в нем вскипела вдруг злоба, причины которой он не мог понять. Перед глазами всплыло воспоминание о красной простыне, покрывавшей лицо Кадзуё, ожили страх и злоба той ночи. Он вспомнил свое раздражение, когда его словно заперли в чем-то липком и мягком.
— Хаси, на нас все время давит что-то липкое и гнусное, так сжимает, что не продохнуть. Неужели ты не замечаешь? Знаешь, как мне страшно было! В ту ночь, когда умерла Кадзуё, я услышал из стены голос, который сказал обо мне: «Ненужный ты, парень». Нет никого, кто бы во мне нуждался. Да ведь и ты — такой же, как я. Я хочу уничтожить их всех до одного при помощи датуры, а ты нарядился как девица и делаешь вид, будто ничего не происходит, — прошептал Кику.
Кость Кадзуё упала на пол. Увидев ее, Хаси сдвинул брови и затрясся мелкой дрожью.
— Кадзуё вместе со мной приехала тебя искать, на Синдзюку ее толкнул прохожий, она упала, ударилась головой, а потом умерла. Помнишь, как она садилась ночью на кровать и о чем-то думала. Никак не могла заснуть, все думала и думала. В этом было что-то неприятное. Помнишь, мы спрашивали ее, что с ней, а она всегда отвечала одно и то же. Она думала о том, как ей суждено умереть, от этих мыслей ей становилось страшно и она не могла заснуть. Глаза у нее были красные, она плакала, обнимала нас, словно безумная. Помнишь? А умерла она в дерьмовой гостинице на скрипучей кровати, захлебнувшись кровью, и так ничего и не сказала. Тебе повезло, что ты ничего этого не видел!
Кику понял, что сейчас разрыдается. Он выплеснул все, что накопилось в нем после смерти Кадзуё, и силы его покидали.
— Кику, мне пора, — сказал Хаси, отводя взгляд от кости Кадзуё.
— Это кость Кадзуё. Неужели ты не хочешь с ней поздороваться?
— Я тороплюсь, правда тороплюсь.
— Помолись о ней. За десять секунд управишься.
Хаси обернулся, лицо его было мрачным, он закричал:
— Я же сказал — завтра! У меня дела.
— Какие дела? Идиот!
Кику схватил со стола тарелку для спагетти и швырнул ее в стену. Хаси, не снимая туфель, сел в прихожей и заплакал. Вернулся Тацуо. Увидев, что Хаси плачет, он удивился.
— Тебя Кику обидел! — закричал он и замахнулся на него.
Кику увернулся от удара, быстро вскочил на ноги и наотмашь ударил Тацуо по узкому подбородку. Тот отлетел в угол.
— Хаси, что ты здесь делаешь? Ты нашел ту женщину, что тебя бросила? Что происходит? Ну скажи хоть что-нибудь, — кричал Кику, тряся Хаси за плечи.
Хаси плакал и только повторял:
— Прости меня, прости! Я такой эгоист. Мне так стыдно. Прости меня, Кику, прости! Я хотел стать певцом. Прости меня.
Хаси говорил в нос, его голос окутал Кику. Кику охватило странное чувство. Этот гнусавый плач, казалось, заполняет открытые раны в его теле. Нейтрализует всю злость, страх и раздражение. Ему хотелось рассказать о том, что с тех пор, как Хаси ушел, ему было очень одиноко, но он проглотил эти слова. Хаси, подняв голову, закричал:
— Тацуо, остановись, не надо!
Тацуо целился в Кику из пистолета. Хаси толкнул Кику и упал вместе с ним на пол. Тацуо нажал
на спусковой крючок. Лампочка и кусок стены разлетелись в мелкие осколки, в комнате стало темно.
— Всех убью, кто будет обижать Хаси и выставлять меня дураком!
Хаси щелкнул зажигалкой, чтобы посмотреть, что с Кику. Тот, стряхнув с головы и плеч осколки лампочки, поднялся на ноги.
— Землетрясение, банзай, банзай, тушите пожар, тушите пожар, землетрясение! — донесся из коридора скрипучий голос.