Дети Капища
Шрифт:
– Да, Александр Александрович… Так что поручиться за то, что Мангуст мертв, не могу. Он мертв по моей информации, но это еще не факт.
– Так что Сергеев?
– Мы поддерживаем с ним постоянную связь. Он контактирует с Истоминым. Достаточно давно. Медикаменты. Оружие. Все это перевозится в Зону с помощью группы, известной как «Вампиры», промышляющей контрабандой и нелегальными переходами через границы Ничьей Земли. Командиром был раньше известный вам Хлыстов. Минимум три раза в год Сергеев пользуется их услугами. С нами он поддерживает постоянные отношения: охотно делится информацией
– Как дед его. Деда я хорошо помню. С Рысиной он общается?
– Контактов избегает. Что-то там еще в детстве не сложилось. Впрочем, неудивительно. Елена Александровна – женщина специфическая.
– Что да, то да… – согласился Крутов. – Дальше!
– Истомин вывел на него Али-Бабу. План был такой: Сергеев организует вывоз бериллия из Зоны за медикаменты и оборудование, а мы берем Али-Бабу с порошком. Араб-то нам без надобности, можно отпустить попугав, пусть дальше гуляет, а вот бериллий с Ничьей Земли он вывезет за свои деньги. А мы по этому поводу шум поднимем на полмира! А то вопросы нам постоянно задают о законности пребывания, да конфедераты постоянно в ООН жалобы пишут!
– Плевать я на эти жалобы хотел! Сами вывезти эту дрянь не могли? – спросил Александр Александрович. – Денег у вас не хватает? Людей? Мальчики-игрунчики! Только не говори мне, что это оперативные игры…
– Это оперативные игры, – грустно произнес Кукольников, склонив голову.
– Так, – мрачно проговорил Крутов. – И Али-Баба игру поломал?
– Поломал.
– И контроль над операцией у вас потерян?
– Относительно.
– Да или нет?
– Да, – выдавил из себя Бидструп с видимым усилием.
– Вот за что я вас люблю, так это за ваше поганое свойство завести дело в тупик и бежать ко мне за поддержкой и решением. Ты забыл, наверное, Пал Андреевич, что я давно у вас не работаю! Как и вы у меня. Я, вообще, к этому бардаку отношения не имею! Вы все это забыли? Ну и что теперь? Этот бешеный араб явится в Москву с бомбой…
Крутов замолчал, явно споткнувшись о какую-то мысль.
– Постой-ка… А если не в Москву? В Иерусалим, например? Или в Дубаи? Или во Львов? Или в Багдад, не дай бог?! По материалу можно определить его происхождение?
– Спецы говорят, что да!
Александр Александрович улыбнулся Кукольникову, но так, что Павел Андреевич едва не опорожнил мочевой пузырь в присутствии государя императора.
– Как мило, – губы Александра Александровича разъехались в стороны, обнажив безукоризненную работу придворного дантиста. – Порошочек, говоришь, в Питере произведен? Так? Превосходно! И чего хочет от меня моя личная обосравшаяся гвардия? Денег? Совета? Или чтобы я вас всех разогнал сегодня же, к еб…й матери?
– Мы просили бы полномочий на проведение масштабной операции в Зоне.
Кукольников буквально заставил себя говорить без дрожи в голосе.
– А что мы объясним ооновцам? Которым на нас гетман жалобы пишет? Это же не охранная зона трубопроводов! Масштабная операция? Вы что, войска собрались туда вводить? Или бросить туда атомную бомбу?
«На самом деле неплохо было бы…» – подумал про себя Павел Андреевич, а вслух сказал:
– Нам необходимо блокировать
– Где? – поинтересовался государь император с игривой интонацией, которая заставила Кукольникова сжаться.
Ощущение было такое, словно его медленно окунают в ледяную воду. Он даже почувствовал, как собирается в тугой комок мошонка и подтягиваются вверх яички.
Кукольников не боялся смерти. Он видел ее и был под ней столько раз, что свыкся с неизбежностью ухода. Генерал понимал, что шевельни Крутов мизинцем и через несколько минут его не станет – быстро или медленно это произойдет, зависит только от благорасположения императора. Он принял бы и медленную смерть с достоинством, как полагается офицеру. Но то презрение, которое сейчас звучало в голосе бывшего шефа, было хуже смерти. Крутов унижал его и при этом имел на то все основания. Впору было застрелиться, но такой поступок не мог исправить положения, а оно, по мнению Бидструпа, было очень серьезным, серьезнее некуда.
– Где? – повторил вопрос государь император. – Где перекрывать будем? С востока? С запада? С севера или юга? Вы определились, господа? Куда они пойдут? Что говорит агентура? Я, конечно, точно не помню, сколько моя личная гвардия тратит на поддержание агентурной сети, но так, навскидку, деньги немалые!
– Молчит агентура, Александр Александрович. Али-Баба вошел в Зону несанкционированно. И мы даже не знаем, выйдет ли он из нее. Возможно, что его нет в живых. Вчера он не вышел в точку рандеву, где его ждала группа Истомина. Но не предусмотреть возможность того, что он жив и играет дальше без нас, я не могу!
– Ты еще каблуками щелкни, – посоветовал Крутов, – про честь офицера расскажи.
Он ухватил себя пятерней за худощавое, как всегда, чисто выбритое лицо.
– Просрали вы его, добры молодцы, – процедил Александр Александрович через пальцы. – А как поняли, что просрали, прибежали ко мне. А я не Господь Бог, Паша, и за все ответить не могу…
Кукольников молчал, наклонив седую голову, и только желваки медленно и страшно ходили на его щеках.
– Чего ты ждал? – спросил Крутов уже спокойно. – Совета? Так я тебе его дать не могу. Разрешения на развертывание отдельных сил? Прости, Паша, тоже не дам. Это не решение будет. Это будет жест отчаяния. Потом бомбу попросишь, чего доброго… Ловите, господа опричники! Ловите! Задействуй агентуру в Зоне, ее у тебя там, как собак нерезаных. Каждый второй или на Богдасика, или на тебя работает. Свяжись с СБ Конфедерации. Там же все бывшие наши. Тут не до политики – пусть проявят корпоративную солидарность! Лично Богдасику звони! Проси помощи, пугай, ври, выкручивайся – насрать! Мне нужен результат!
Кукольников к тому моменту уже имел три приватных беседы с Богдасиком, который, выслушав преамбулу, бросился помогать со всем возможным усердием. Только толку с того было, как с известного животного – молока!
Павел Андреевич, сохраняя преданность и сосредоточенное внимание на лице, подумал, что, наверное, к Крутову он с этим разговором пришел зря. Что индульгенции не будет – так это было и до личного доклада известно, а что ничего нового Александр Александрович ему не скажет – стало понятно теперь.