Дети капитана Гранта(изд.1955)
Шрифт:
Айртон, видимо, колебался. Морщины на его лбу стали глубже. Наконец он сказал спокойно:
— Мне нечего говорить, сэр. Я имел глупость попасться вам в руки. Поступайте, как вам будет угодно.
Сказав это, боцман устремил глаза на берег, расстилавшийся на западе, и сделал вид, что ему глубоко безразлично все происходящее кругом. Глядя на него, можно было подумать, что он не имеет к этому никакого отношения. Но Гленарван решил не терять терпения. Ему хотелось узнать некоторые подробности таинственного прошлого Айртона, особенно той части, которая касалась
— Мне думается, Айртон, снова заговорил он, — что вы не откажетесь ответить на некоторые вопросы, которые я хочу вам задать. Прежде всего скажите, как звать мне вас: Айртон или Бен Джойс? Были вы или не были боцманом на «Британии»?
Айртон все так же безучастно смотрел на берег, будто не слыша этих вопросов.
В глазах Гленарвана вспыхнул гнев, но он сдержал себя и продолжал допрашивать боцмана:
— Ответьте мне: при каких обстоятельствах вы покинули «Британию» и почему вы очутились в Австралии?
То же молчание, тот же безразличный вид.
— Послушайте, Айртон, — еще раз обратился к нему Гленарван, — в ваших же интересах говорить: только откровенность и может облегчить ваше положение. В последний раз спрашиваю вас: желаете ли вы отвечать на мои вопросы?
Айртон повернулся к Гленарвану и посмотрел ему прямо в глаза.
— Сэр, мне не к чему отвечать, — произнес он, — пусть правосудие само изобличает меня.
— Это ему легко будет сделать, — заметил Гленарван.
— Легко, сэр? — насмешливо отозвался Айртон. — Мне кажется, это слишком смело сказано! Я утверждаю, что самый лучший судья не знал бы, что со мной сделать. Кто скажет, почему я появился в Австралии, раз здесь нет капитана Гранта? Кто докажет, что я тот самый Бен Джойс, приметы которого дает полиция, если я никогда не бывал в ее руках, а товарищи мои находятся на свободе? Кто может, кроме вас, приписать мне не только какое-либо преступление, но даже поступок, достойный порицания? Кто может подтвердить, что я собирался захватить это судно и отдать его каторжникам! Никто! Слышите? Никто! У вас имеются подозрения? Хорошо. Но этого мало, чтобы осудить человека, — тут нужна уверенность, а у вас ее нет. До тех пор, пока не будет доказано противное, я — Айртон, боцман «Британии»
Говоря это, Айртон оживился, но потом снова впал в прежнее безразличие. Он думал, вероятно, что это его заявление положит конец допросу, но ошибся. Гленарван снова заговорил:
— Айртон, я не судебный следователь, которому поручено расследовать ваше прошлое. Это не мое дело. Нам с вами важно выяснить точно наши взаимоотношения. Я не спрашиваю вас ни о чем, что могло бы вас скомпрометировать. Это дело правосудия. Но вам известно, какими поисками я занят, и вы одним словом можете навести меня на утерянный мной след. Согласны ли вы сообщить мне нужные сведения?
Айртон отрицательно покачал головой с видом человека, твердо решившего молчать.
— Скажете ли вы мне, где находится капитан Грант? — спросил Гленарван.
— Нет, сэр, — ответил Айртон.
—
— Нет!
— Айртон, — сказал почти умоляющим тоном Гленарван, — если вам известно, где Гарри Грант, скажите об этом, по крайней мере, его бедным детям. Вы видите, как они ждут от вас хотя бы одного слова!
Айртон, видимо, колебался. На лице его отразилась внутренняя борьба. Но он все же промолвил тихо:
— Не могу, сэр.
И тут же добавил резко, словно раскаиваясь в минутной слабости:
— Нет! Нет! Вы ничего от меня не узнаете! Можете меня повесить, если хотите.
— Повесить! — вскричал, выйдя из себя, Гленарван. Но, овладев собой, он сказал серьезно:
— Айртон, здесь нет ни судей, ни палачей. На первой же стоянке вы будете переданы английским властям.
— Только этого я и прошу, — заявил боцман. Сказав это, он спокойным шагом направился в каюту, служившую ему тюрьмой. У дверей ее поставили двух матросов, которым было приказано следить за каждым движением заключенного.
Свидетели этой сцены разошлись, полные возмущения и отчаяния.
Раз Гленарвану не удалось ничего выпытать у Айртона, что же ему еще оставалось делать? Очевидно, надо было осуществлять план, принятый в Эдене: возвращаться в Европу, с тем чтобы когда-нибудь возобновить неудавшиеся поиски. Пока же приходилось оставить эту мысль: ведь следы «Британии» казались безвозвратно утерянными; документ же не допускал никакого нового толкования, ибо на протяжении тридцать седьмой параллели уже больше не осталось ни одной не исследованной ими страны. Таким образом, «Дункану» оставалось только идти обратно на родину. И Гленарван, посоветовавшись со своими друзьями, обсудил с Джоном Манглсом вопрос о возвращении.
Джон осмотрел угольные ямы и убедился, что угля хватит не больше чем на две недели. Значит, на первой же стоянке необходимо было пополнить запас топлива. Джон предложил Гленарвану плыть в бухту Талькагуано, где «Дункан» уже однажды возобновлял свои запас перед началом своего кругосветного плавания. Это был бы прямой путь, и он как раз проходил бы по тридцать седьмой параллели. Снабженная с избытком всем необходимым, яхта пошла бы на юг и, обогнув мыс Горн, направилась бы по Атлантическому океану в Шотландию.
Когда этот план был одобрен, механик получил приказ разводить пары. Полчаса спустя «Дункан» взял курс на бухту Талькагуано. Яхта понеслась по зеркальной поверхности океана, и в шесть часов последние горы Новой Зеландии скрылись в горячей дымке, опоясавшей горизонт.
Итак, началось возвращение на родину. Печально было оно для этих отважных людей, разыскивавших Гарри Гранта и теперь возвращавшихся без него! Команда «Дункана», такая веселая и полная надежд на успех при отплытии из Шотландии, теперь пала духом и в самом печальном настроении возвращалась в Европу. Никого из этих славных матросов не радовала перспектива скоро очутиться на родине, и все они были бы готовы еще долго подвергаться опасностям океанского плавания, лишь бы найти капитана Гранта.