Дети капитана Гранта(изд.1955)
Шрифт:
— Талькав! Друг Талькав! — крикнул Роберт, протягивая руку в сторону, где только что был виден мужественный патагонец.
— Он спасется, мастер [56] Роберт, — сказал Вильсон. — А теперь давайте спускаться вниз.
Через минуту Роберт Грант и матрос, спустившись с «трехэтажных» ветвей, были уже на верхушке ствола — там, где начинались нижние ветви. Здесь сидели Гленарван, Паганель, майор, Остин и Мюльреди, каждый сообразно своим вкусам: кто верхом, кто уцепившись за ветки. Вильсон рассказал про то, что он видел с вершины омбу. Все согласились с ним в том, что
56
При обращении к мальчику слово «мистер» заменяется словом « мастер».
Положение гостей омбу было бесспорно гораздо более угрожающим, чем положение патагонца. Правда, дерево, по-видимому, должно было выдержать напор течения, но все прибывающая вода могла подняться до верхних его ветвей, ибо эта часть равнины, представляя собой глубокую ложбину, являлась в этот час природным водоемом. Поэтому Гленарван прежде всего распорядился сделать зарубки на стволе омбу, чтобы иметь возможность следить за уровнем воды. Она не поднималась — значит, наводнение уже достигло своей наибольшей высоты. Это несколько успокоило наших путешественников.
— Что же мы теперь будем делать? — спросил Гленарван.
— Вить гнездо, черт возьми! — весело отозвался Паганель.
— Вить гнездо! — воскликнул Роберт.
— Без сомнения, мой мальчик, и жить жизнью птиц, раз мы не можем жить жизнью рыб.
— Хорошо, — согласился Гленарван, — но кто же будет кормить нас?
— Я, — заявил майор.
Глаза всех присутствующих устремились на Мак-Наббса.
Майор с комфортом сидел в кресле из двух гибких ветвей и протягивал спутникам свои, правда, промокшие, но все же туго набитые чересседельные сумки.
— Узнаю вас, Мак-Наббс! — воскликнул Гленарван. — Вы всегда помните обо всем, даже при таких обстоятельствах, когда позволительно все забыть!
— Раз мы решили не тонуть, то, верно, не собираемся умереть с голоду, — отозвался майор.
— Я бы тоже, конечно, подумал о пище, не будь я так рассеян, — наивно сказал Паганель.
— А что в этих сумках? — поинтересовался Том Остин.
— Пища для семи человек на два дня, — ответил Мак-Наббс.
— Отлично! — промолвил Гленарван. — Надо надеяться, что за сутки вода заметно спадет.
— Или что мы найдем за это время способ добраться до твердой земли, — прибавил Паганель.
— Итак, наш первый долг — позавтракать, — заявил Гленарван.
— Предварительно высушив свою одежду, — заметил майор.
— А откуда добыть огня? — спросил Вильсон.
— Развести его, — ответил Паганель.
— Где?
— Да здесь же, на верхушке ствола, черт возьми!
— Из чего?
— Из сухих веток, которые мы наломаем на этом же дереве.
— Но как их разжечь? — спросил Гленарван. — Наш трут напоминает мокрую губку.
— Обойдемся и без него, — ответил Паганель. — Немного сухого мху, увеличительное стекло моей подзорной трубы, луч солнца — и вы увидите, у какого чудесного огня я стану греться. Ну, кто
— Я! — крикнул Роберт.
И, сопровождаемый своим другом Вильсоном, мальчик, словно котенок, исчез в чаще ветвей.
Во время их отсутствия Паганель набрал сухого мху, уложил его на слой сырых листьев на верхушке ствола, в том месте, где расходились три толстые нижние ветви, затем вывинтил из подзорной трубы увеличительное стекло и, поймав с помощью его солнечный луч — а сделать это было легко, ибо дневное светило ярко сияло, — без труда зажег сухой мох. Такой костер не представлял никакой опасности. Вскоре Вильсон и Роберт вернулись с охапками сухих сучьев, которые тотчас же были брошены на горящий мох. Чтобы поскорее разжечь сучья, Паганель прибег к арабскому способу; он стал, расставив свои длинные ноги, над костром и, быстро нагибаясь и выпрямляясь, принялся раздувать огонь своим пончо. Сучья загорелись, и вскоре яркое пламя с треском взвилось над импровизированным очагом. Каждый начал обсушиваться по-своему; повешенные на ветвях пончо развевались на ветру. Обсушившись, стали закусывать, соблюдая при этом должную умеренность — ведь приходилось думать и о завтрашнем дне: провизии было очень мало, а нахлынувшие в огромную ложбину воды могли спадать медленнее, чем надеялся Гленарван. На омбу не произрастало никаких плодов, но, к счастью, благодаря множеству гнезд на его ветвях дерево могло снабдить своих гостей замечательным ассортиментом яиц; кроме того, имелось немало и пернатых жильцов. Ни яйцами, ни дичью, пренебрегать, конечно, не приходилось.
Сверх того, ввиду возможности продолжительного пребывания на дереве надо было разместиться поудобнее.
— Раз кухня и столовая у нас в нижнем этаже, то спать мы отправимся этажом повыше, — заявил Паганель. — Места в доме много, квартирная плата невысокая, стесняться нечего. Вон там, наверху, я вижу люльки, будто уготованные нам самой природой; если мы основательно привяжем себя к ним, мы сможем спать, как на лучших кроватях в мире. Опасаться нам нечего. К тому же можно установить и дежурство. Отряду в семь человек не страшна стая диких зверей.
— У нас не хватает лишь оружия, — заметил Том Остин.
— Мои револьверы при мне, — заявил Гленарван.
— И мои тоже, — отозвался Роберт.
— А зачем они нам, если господин Паганель не найдет способа изготовить порох? — спросил Том Остин.
— Это не нужно, — откликнулся Мак-Наббс, показывая совершенно неподмоченную пороховницу.
— Откуда вы взяли ее, майор? — спросил заинтересованный Паганель.
— Это пороховница Талькава. Он подумал о том, что она может нам пригодиться, и, прежде чем броситься спасать Тауку, передал ее мне.
— Какой великодушный и отважный индеец! — воскликнул Гленарван.
— Да, если только все патагонцы похожи на него, то я поздравляю Патагонию, — молвил Том Остин.
— Прошу вас не забывать и о Тауке, — прибавил Паганель — ведь она — неотъемлемая часть патагонца. Я уверен, что мы снова увидим Талькава верхом на его Тауке.
— Как далеко находимся мы от Атлантического океана? — спросил майор.
— Милях в сорока, самое большее, — ответил географ. — А теперь, друзья мои, раз каждый из нас волен делать, что ему заблагорассудится, я прошу разрешения вас покинуть. Сейчас я поднимусь наверх, выберу наблюдательный пункт и оттуда с помощью подзорной трубы буду докладывать вам о том, что творится на свете.