Дети, которые хотят умереть
Шрифт:
— Держите Песню смерти в голове, служите ей верно, и позор не коснется вас.
Взгляд Андрея вдруг споткнулся и утонул в зеленых камнях. Круглое личико почувствовало острый взгляд и повернулось к Андрею. Медные волосы шелохнулись. Волк облизнулся.
«Нет, только не ее», — подумал Андрей, не в силах отвернуться от зеленыхглаз с волосами цвета расплавленной меди.
Красный огонь резко заслонил нежное лицо. Здоровый парень с кудрявым ярко-рыжим хвостищем прижался грудью к парте, сидевшая рядом с ним зеленоглазая ученица скрылась за широкой
«Его».
Андрей стремительно двинулся вдоль ряда парт у окон.
— Песня смерти неразрывна с вашими мыслями, с вашими действиями…
Марина Ягодка сидела у окна за второй партой. Когда идущий новичок заслонил ей учителя, она скучающе посмотрела черное кимоно и сетку. И тотчаспрозрачные волоски на ее спине встали дыбом. Девочка дернулась назад, больно прижав к спинке стула белокурые волосы. Но боль она не заметила, ее вмиг пересохшее горло тихо прохрипело: «Чушхин-хенхей!»
— …Ибо смерть — это Истина, а жизнь — подлый обман, — говорил учитель, не заметив зова ученицы.
ГолубоглазаяЯгодка смотрела, не отрываясь, на торчащий из-за сетки новичка кончик резиновой рукоятки. Новичок приближался к ней, взгляд тоньше иголок вонзился в Марину.
Марина сквозь вяжущий спазм в горле крикнула:
— Чушх-х-хин-хенхей!
Новичок прошел мимо Марины, не обратив внимания на ее вскрик. Остальные ученики обернулись на девочку. Учитель опустил взгляд с потолка и недовольно сказал:
— Ягодка-кун, ты только что прервала учителя. Ты хочешь получить выговор от директора?
Марина вскочила со стула и бросилась кланяться до колен.…Простите, простите, простите. Белые волосы мели пол при каждом слове.
Сзади Марины что-то булькнуло и захрипело.
— Сингенин-кун! — взвизгнул учитель. — Как ты посмел!
Этот безумный новичок! Он что-то натворил!
Визг учителя резанул по ушам Марины:
— Нельзя убивать на уроках!
Марина бросилась к учительскому столу, под защиту мудрого сенсея, и только там обернулась.
Новичок нависал над медноволосой Амуровой. Плечи девочки мелко дрожали, ладони закрыли бледное лицо. Возле ног новичка валялся Охотников, рыжие кудри ученика разметались по вытертому желтому линолеуму, крепкая рука с оранжевой повязкой на запястье вцепилась в собственную шею. Чуть выше руки на горле краснел аккуратный тонкий порез.
— Для убийств есть перемены! — визжал сзади учитель.
Идеально ровная красная рана. Учитель Гниломяс похвалил бы такой удар.
Новичок взглянул на Амурову, отошел и резким взмахом от плеча стряхнул кровь склинка. Капли крови упали на окно, то самое, через которое он впервые увидел сонные зеленые глаза.
Андрей убрал меч в ножны, подошел к учителю и поклонился.
— Простите, сенсей, — сказал новичок.
— Это скажи директору, — взвизгнул побагровевший учитель, короткие пальцы на животе мелко дрожали, — живо к нему!
Андрей еще раз поклонился, вернулся к Амуровой. Руки
Жаба
1
— Сингенин-кун, тебя что-то смущает? — спросил директор, внимательно наблюдая за Андреем. В кабинете директора на четвертом этаже почти всю комнату занимал стол из непрозрачного толстого стекла. Мутная поверхность, голая, ни одной бумажки, ничего сверху — только черная пластмассовая коробка рядом с директором.
Когда Андрей постучался, директор велел ему войти и сесть, но больше ничего не сказал — пока Андрей не задержал взгляд на портретах, висевших над окном позади директора. Между портретами в середине втиснулась черная гляделка.
Директор был огромен. Обширное тело, тучная шея и грубое недвижное лицо нависли над Андреем. Директор не улыбался, никакая улыбка не пробила бы твердую негибкую жесть вокруг ротовой трещины под широким выступом носа. Глаза на грозном лице влекли и подчиняли. Глубокие линии на толстых щекахи подбородке словно угрожали: «Знай место», — а мягкие глаза, наоборот, успокаивали: «Ничего. Выстоим».
Щеки Андрея порозовели.
— Баюнов-сенсей, я не знаю людей, чьи лица вы повесили на почетное место сзади себя, — со стыдом признался Андрей.
Баюнов кивнул.
— Эти уважаемые господа физиологи: Павлов, Вернадский, Менделеев и Мечников, — сказал директор, — из другой учебной программы — не школы Катаны. Их книги многому меня научили. В благодарность я повесил здесь их портреты. Эти люди — мои духовные наставники. У тебя был наставник, Сингенин-кун?
Андрей опустил голову. Щеки его пылали. Если бы Амида Сугияма-сенсей узнал, что Андрей нарушил школьные правила, то избил бы его. Или хуже: запер бы в темной комнате без окон. Навсегда. А ключ бы выбросил.
— Был, — прошептал Андрей.
— Не слышу!
— Был, сенсей! — крикнул Андрей и дернул головой.
Директор внимательно смотрел на переведенного ученика. Жестяные губы разомкнулись и спросили:
— Сингенин-кун, скольких еще учеников ты убьешь на уроках?
Памятка бусидо. Раздел четвертый: Долг чести перед именем. Постулат первый: «Ученик взвешивает каждое слово и, прежде чем открыть рот, убедится сотню раз, что скажет правду».
Андрей сказал:
— Я этого не знаю, сенсей.
— Скольких учеников ты хочешь убить на уроках?
— Двоих.
— Зачем?
— Чтобы отчислиться из школы Катаны.
Директор не мигая смотрел на Андрея, затем побарабанил пальцами по столу.
— Хм, — сказал Баюнов, — в твоей прежней школе учеников отчисляли?
— Нет, сенсей. В Михеевской школе не было такого наказания.
Директор придвинулся к черной плоской коробке на столе и нажал несколько клавиш на ней. Затем повернул коробку широкой стеклянной стороной к Андрею.