Дети Лубянской Империи

В тени аллей Пискаревского кладбища сидела на скамеечке за оградкой пожилая женщина. Аккуратная неброская одежда. Тщательно уложенные пряди седых волос под элегантной

С мемориальной плиты черного камня смотрело на нее мужественное лицо лихого казака. Сдвинутая на бок папаха, лихо подкрученные чапаевские усы…

– Слава юным дзержинцам! – неожиданно прозвучал за ее спиной сиплый мужской голос.

Бабуся резко вскочила, на ходу зажав связку ключей в боевом положении в одной руке. И с замахом зонтиком в другой.

Седой, пожилой мужчина, в элегантном костюме, улыбнулся боевому настрою: – А ты, Елизавета, нисколько не изменилась, – затем с поправкой на возраст, – извините, Вы.

Елизавета Петровна внимательно осмотрела посетителя, отбросила в сторону ненужный зонтик и бросилась обниматься: – Хамид Мустафаевич! Сколько лет, сколько зим!

– Ага, сначала грохнуть пыталась: зонтиком пырнуть, а затем вдруг замурчала, как кошка! – бурчал бывший «шеф». – А на приветствие так и не ответила.

– Юным дзержинцам слава! – бойко, по – военному отрапортовала пенсионерка.

Они неторопливо прогуливались вдоль тенистых аллей: пожилой, но крепкий Учитель и его когда – то юная ученица.

– Что «Деда Чапая» не забываешь – это хорошо. Наших кого – нибудь видишь?

– Одну видела. Малику.

– Как Малику? Ничего не путаешь? Я же все твои рапорты читал, во всех подробностях. Как группа погибла… Ах, да, Малики в списках не было…

Елизавета во всех подробностях изложила «случайную встречу в «Сапсане».

Учитель нахмурился: – Вот так: учишь вас, учишь, а вы на сторону врага – раз! Да не обижайся ты, я образно. Человеческая душа – потемки! А все – таки жаль. Я ведь в вас столько сил вложил, можно сказать: всю душу!

Вековой лес стоял стеной непроходимой чащи. Раньше в нем скрывалась от любопытных глаз воинская часть: батальон спутниковой связи. В девяностые часть расформировали, но судя по поведению местных жителей деревушки, стоящей в нескольких километрах, в лагере кто – то жил.

Об этом свидетельствовало несколько фактов. Первый: раз в сутки над лесом делал круг бесшумный беспилотник. Второй, и об этом местные вообще избегали говорить: заезжали лесники или охотники за цветным металлом. Однажды покусившись на тайну леса – исчезали навсегда. Некоторых находили с идиотской улыбкой, в изодранной и изрезанной одежде, с многочисленными ушибами и синяками. Потерпевшие ничего не могли внятно объяснить, мало того они не могли вспомнить даже свои паспортные данные.

У местных жителей на походы в лес было наложено табу. Особенно боялись отпускать в лес по ягоды детей. Иногда в холодные зимние ночи или в осенние, с проливным дождем из леса нечто и истребляло птицу и мелкий домашний скот. Внешне птица и зверь выглядели неповрежденными, но бывалые охотники и зоотехник уверяли, что животные обескровлены. Словно нечто огромным шприцем высосало из живности жизненную силу.

Пробовали ставить капканы, караулить – все напрасно. Среди местных жителей пошел слух о таинственном звере – чупакабре – вампире животных…

В бывшей воинской части не было замечено людей или техники. Никто туда не заезжал и не выезжал. Ржавые ворота оставались закрытыми. Одно выглядело странным: стоящий посреди плаца памятник Ф. Э. Дзержинскому всегда, при любой погоде, выглядел, как новенький. Словно кто – то невидимый его постоянно обновлял или реставрировал.

Детское отделение разведшколы ГРУ находилось глубоко под землей. Внешне ничего не говорило о его жителях и местонахождении. Заброшенная воинская часть. Ржавый пудовый замок на не менее ржавых воротах. Единственная причуда: до желтого металлического блеска надраенный памятник Дзержинскому.

Лагерь разведчиков напоминал собой наглухо задраенный звездолет. Сменяемые часовые, шли тренировки и занятия, все работало, как часы, но выбраться из подземного города было невозможно. Даже бытовые отходы и мусор здесь не вывозился, а спрессовывался с опилками и торфом, и сжигался в специальной печи.

Детей привозили отовсюду: детдомовцы, беспризорные бродяги, заблудившиеся грибники. Все приходили жесткий отбор и анкетирование у опытных военных психологов. Детей разделяли на группы по способностям и талантам. Самые – самые в будущем будут элитой ГРУ, остальные техники различных служб: охранники, водители спецтранспорта, саперы, корректировщики…

Основной упор в первые месяцы «Курса молодого бойца» делался на физо. Самые крепкие и перспективные переходили в сектор единоборств. «Троечники» «просеивались» через сито профпригодности.

Обучение вели ветераны Спецназа и ГРУ. Строгие, но справедливые. Если бы детям спецшколы сказали, что за малейшую провинность их лишат на неделю интернета или поставят в угол – они бы восприняли бы это, как приз.

Суровые наставники гоняли попавших в «прорыв» до седьмого пота изнурительными марш – бросками, отжимали лежа и сидя. Если «залетал» один – наказывали все отделение. У каждого отделения был свой куратор – наставник, но отдохнуть от «военного» детства курсанты убегали в единственное тихое место – местную котельную. Здесь у пожилого механика, прозванным за свои лихо закрученные усы – Чапаевым и отводили душу воспитанники.

Дети все равно оставались детьми. Горячий чай со сладостями и сушками, рассказы Чапая о военной молодости позволяли детям расслабиться и забыть о суровых буднях и тиранах – инструкторах. И в главном их лозунге: «Чи – чи – ва – человек, человеку волк». Имелось ввиду: чужой человек – враг.

«Дед Чапай» – как прозвали его воспитанники, не всегда работал в котельной. В молодости он служил в спецназе. Выполнял боевые задания в Афганистане, Таджикистане, Чечне. Заслужил боевые награды. Однажды, во время разминирования вражеского фугаса, попал на замысловатую ловушку. После госпиталя и многочисленных операций в строй так и не встал. Не может служить в спецназе инвалид. Получив пенсионные корочки Сергей Михайлович и благословения военкомата: Мы вас туда не посылали! Майор запил. Однажды, проходя по городскому парку, заметил необычного обывателя. Мужчина сидел на скамейке, рядом на шахматной доске, аккуратно были расставлены фигуры.