Дети небес

Виндж Вернор Стефан

— Что совершенно определенно: если сторонники Погибели все еще желают нам вреда, то в следующем веке, и уж наверняка за несколько тысяч лет, они смогут перебить в этом мире всех, если только… — Здесь она сделала театральную паузу, как во время всех своих репетиций, и обвела слушателей стальными глазами. — Если только мы, люди и стаи вместе, не поднимем эту планету на высший технологический уровень, который только может существовать в Медленной Зоне. Это лучший наш шанс, возможно — единственная наша надежда. И она стоит тяжелых жертв.

Произнося эту речь, она продолжала

оглядывать зал, иногда кивая в сторону своей соправительницы-королевы. Равна не запускала никаких средств анализа, но речь была настолько отрепетирована, что у нее было время замечать реакцию слушателей. Ее глаза останавливались на тех, чье мнение ей было наиболее важно. Невил — не очень хороший образец для анализа, но приятный — кивал головой в нужных местах, хотя все это он за последние дни слышал уже не раз. Остальные: Овин Верринг и Эльспа Латтерби — слушали очень внимательно, но время от времени переглядывались и качали головой. Портные, Бен и Венда Ларсндот — эти сидели в задних рядах со своими детьми. Они давно перестали слушать, изо всех сил заставляя ребят сидеть тихо. Вели себя так, будто все это уже слышали. И ведь слышали — в сотнях разговоров за все эти годы. А некоторые, вроде Ганнона Йоркенруда, кривились в ответ на ее слова.

Я должна говорить дальше.

Если бы только они с Невилом могли предвидеть эту реакцию, когда планировали выступление, или если бы у нее хватило соображения внести поправки на ходу, она бы сейчас сумела плавно перейти к следующему пункту и донести до слушателей общий смысл.

От этой мысли она запнулась и чуть не сбилась. Нет, нельзя. Единственная ее надежда — переть вперед. Пусть ее слова — не пение сирен, но логика в них есть, и она это знает.

— Какова же самая большая жертва, которую мы должны принести ради нашего выживания? Это та жертва, которую на моих глазах каждый из нас приносит каждый день. Это очень тяжело, хотя я и пытаюсь убедить сейчас вас, что приемлемых альтернатив нет. Эта жертва — относительно низкий приоритет, который мы даем биомедицинским исследованиям.

Вот этоуже привлекло внимание всех. Даже стаи кое-где вытянули шеи.

Начни с плохого и переходи к хорошему — но какой же это долгий путь! Однако Равна уже подводила к своим идеям отремонтировать побольше гибернаторов и создать чрезвычайный медицинский комитет.

— Сейчас мы умеем лечить только малые повреждения. У нас только основные эпигенетические триггеры. В конце концов все это переменится, но тем временем — что нам делать со старением? Наши предки мирились с ним тысячи лет…

Слово «но» ей уже произнести не удалось.

— Мы не твои вонючие предки!

Это крикнул Джефри Олсндот. Он сидел в глубине зала, и она его раньше не видела, но сейчас он вскочил в ярости.

Джефри?

Вокруг него сгрудился Амди, вытянув головы в выражении, которого Равна не могла понять.

Джефри орал во все горло:

— Как ты смеешь диктовать нам, ты, защищенная и самодовольная? Мы ради тебя умирать не станем,

Равна! Мы…

Он продолжал орать и жестикулировать, но звука не было — акустика «Внеполосного» заглушила его голос.

Вскочили Ганнон Йоркенруд и еще кто-то:

Ты, королева недоделанная, мы ради тебя умирать не ста…

И их голоса тоже пропали.

И еще кричали так же безмолвно Тами Ансндот и другие. Равна огляделась в поисках управления звуком, но оно было встроено в общую автоматику зала.

Я не хочу никому затыкать рот!

Глаза сосредоточились опять на словах ее речи — еще же столько абзацев произнести! На миг она ощутила беспомощный ужас — а потом увидела, что в первом ряду встал Невил.

Слава богу.Они с Невилом рассчитывали, что он потом и будет говорить, когда дойдет до вопросов и ответов. Если бы только дойти сейчас до них и выбраться из этого кошмара.

Она махнула рукой, призывая его подняться на трибуну.

Невил взбежал по ступеням на возвышение, но не стал обходить вокруг, чтобы занять ее место. В зале все еще стояли Джефри и другие, но уже не кричали, зато недовольный ропот шел, казалось, от всех зрителей одновременно.

Невил повернулся к залу и поднял руки, призывая к спокойствию. Помедлив секунду, все возмутившиеся опустились на скамейки.

— Ребята, это нашНовый зал. Это его Равна для наспостроила. Вот мы и должны им воспользоваться, чтобы делать правильныевещи, а не орать.

Ропот и сердитые возгласы стихли — естественным образом, насколько могла судить Равна, — и все смотрели на Невила, уделяя его разумным словам внимание, которого они заслуживали.

Равна глянула через плечо на огромный нависший над сценой экран. Камера все еще была нацелена на нее. Может, она переключится на Невила, если отойти от трибуны. И Равна шагнула в сторону, потом спустилась с помоста — но даже когда она села на один из боковых стульев, на экране было ее лицо, теперь нахмуренное.

Зрителям же была видна человеческих размеров фигура Невила, стоящая на трибуне. Но хотя бы голос его не глушили:

— Вот это, пожалуй, самое важное насчет Нового зала: именно здесь мы, беженцы, заявляем свое мнение и подаем свой голос.

Он посмотрел влево от себя, где была Резчица.

Королева вежливо кивнула ему парой голов, и голос ее звучал откровенно примирительно:

— Ты совершенно прав, Невил. Давно уже пора людям и стаям Домена обрести право быть услышанными.

Невил посмотрел вправо, на Равну:

— Равна, а ты?

— Ну конечно! Я…

Но он снова обернулся к залу, и Равна позволила ему вести выступление. Это было лучше, чем ее репетиции.

— И вот я думаю, вопрос таков: что ставить на голосование? — Он усмехнулся, и в зале откровенно засмеялись. — Я думаю, много есть разного. Например, важно вот что: когда мы встаем говорить, наши голоса всегда должны быть слышны.

Согласие прозвучало громко и, к счастью, не было заглушено.