Дети ночного неба
Шрифт:
— С чего ты так решил? За то время, что Риддин с нами, он ни разу не солгал.
— Он мог не лгать, а просто умалчивать о том, что все доносит этому послу. А вот почему ты так в нем уверена? — Огонек с обидой посмотрел на меня.
А и в самом деле, почему? Не знаю почему, но рядом с этим аднцем моя кошачья натура почему-то пыталась превратиться в собачью, при этом я очень хорошо чувствовала этого человека. Чувствовала, как он переживает сейчас оттого, что мы можем ему не верить, оттого, что его сородичи пытаются развязать войну, терзается сомнениями — что делать, если война все-таки начнется: воевать за своих, или остаться в Империи и
Но как объяснить все Огоньку?
— Но ты не должен так себя вести в любом случае, предатель Риддин, или нет. Ты Каеш, а не подзаборная шавка, чтобы лаяться из-за каждой мелочи. Ты должен смотреть ясным взглядом, незатуманенным обидой и злостью.
Огонек повесил голову.
— Хорошо, я постараюсь. Но буду следить за каждым его шагом.
— Лучше по сторонам смотри! — и я пришпорила кобылу, вырываясь во главу отряда.
Целый день мы ехали, остановившись лишь ненадолго, чтобы дать чуть-чуть отдохнуть лошадям. Зато и преодолели за день немало, еще денька три и покажутся горы. Но становилось понятно, что посла мы не догоним. Ладно, Шатрен отправил в крепость весточку, Тассаны предупреждены, что дочь главы клана предательница, и не должны впустить аднцев. Пес Дорог по-прежнему маячил где-то на границе видимости.
К тому времени, как на горизонте появились огоньки деревни, лошади порядком притомились, да и всадники не прочь были отдохнуть.
Гостиного дома в деревеньке не нашлось, но нас согласились пустить на постой в один из домов. Двое сыновей хозяина помогли позаботиться о лошадях. Мы поужинали и принялись устраиваться на ночлег.
А утром… Утром выяснилось, что мы попались.
Добившись прощения Императора и отмены награды за мою голову, я успокоилась и перестала таиться. Но как оказалось, мы опередили вести о моем прощении. И сейчас домик, который хозяева покинули ночью, окружало человек сорок. Вооружены они были как попало: кто-то вытащил из закромов дедовский меч, кто-то взял рогатину, с которой ходят на зверя, а кто-то и вовсе прихватил тяжелый заступ или остро наточенный серп. При виде блестящих полукружий меня пробрала дрожь. Серп может быть страшнее меча, уж раны он точно наносит более страшные, им легко отхватить, пальцы, руку, располосовать тело до костей, так что потом зашивать рану не возьмется ни один лекарь, — главное уметь им владеть. А и люди, с малолетства привыкшие к такому орудию, умели.
Чуть в стороне толпились женщины и дети.
— Что будем делать? — спросил Огонек. Юноша побледнел. Что, приходилось тебе попадаться под такую облаву? Знаешь, что кучка разъяренных крестьян может быть не менее страшной, чем отряд воинов шакья.
— Да что они могут нам сделать? — презрительно пожал плечами Сура. — Ни одного воина.
— Отдайте нам Кошку! Остальные могут уходить свободно! — крикнул косматый детина, поигрывая неплохим мечом, судя по всему, это предводитель.
Я повернулась к своим, посмотрела на Огонька, Мэйо.
— А может, и правда? Сделать они мне ничего не сделают. Доставят в ближайший гарнизон. А туда уже наверняка дошли вести о моем прощении. Я вас потом нагоню.
— Смотрите! — Риддин отшатнулся от щели, в которую наблюдал за происходящим снаружи.
Сура выглянул.
— Они собираются нас поджечь! Вместе с домом! О! А это посол, похоже, позаботился о том, чтобы мы до него не добрались — там кто-то из его людей. Что будем делать?
Прорываться с боем никому не хотелось. Не виноваты эти люди ни в чем, а сколькие из них могут погибнуть? А сколькие из нас? Я растерялась, не зная, что делать, отчаянно посмотрела на Шаванси. Дочь богини, поймав мой взгляд, спокойно кивнула. Глядя на ее уверенность, я тоже немного успокоилась.
— Ей вы там! Вы передумали получать за меня выкуп? Пять тысяч золотом полагается за ЖИВУЮ Кошку.
Но мне не ответили. Кто-то подбежал и швырнул в хворост и пуки соломы факел.
— Ой! Ой! — запричитал испугавшийся Мэйо.
— Ну что, к бою? Я, Шайси, Огонек впереди, Риддин и Сура за нами. Риддин, присмотришь за Мэйо.
Я потянулась к завязкам на тиске, собираясь преображаться.
— Погоди, — остановила меня Шаванси. Испуганный Разбойник поскуливал и жался к ее ногам.
— Что?!
— Нет нужды прорываться с боем. Нет нужды вообще никуда прорываться.
Не будь Шаванси так спокойна, я бы решила, что она сошла с ума.
— Но мы же сгорим!
— Успокойся. Соберите все наши вещи и станьте в круг.
— Зачем? — не выдержал Риддин. — Нужно выбираться отсюда как можно скорее.
— Послушай меня.
Всем хотелось бежать. Бежать куда-нибудь подальше. Но все послушались, хотя в щели уже забивался дым. Но странное дело, до нас он не добирался. Мэйо кашлянул пару раз, а потом дышать стало легко, будто мы стояли не в горящем доме, а на лесной полянке. Занялись стены и крыша, но жар до нас не доносился. И когда вокруг остался только огонь — из него к нам шагнул мужчина в богатых алых одеждах.
— Здравствуй, Шаванси. Зачем тебе понадобилась моя помощь?
Дочь богини низко поклонилась. Я тоже предпочла согнуться в поясном поклоне, догадавшись, что передо мной сам Вашта, бог огня. Тот самый, от союза которого со Скаттой, богиней ночного неба, и произошли оборотни.
— Спасибо, Жаркий, что не отказал. Помощь и в самом деле нужна. Оглянись. Это горит дом, в котором мы заперты.
— И чего ты хочешь? Чтобы он потух?
— Нет, хочу, чтобы он сейчас и сразу сгорел дотла, до мелкого пепла. Я не смогу долго удерживать пламя, да и рухнувшая крыша нас может засыпать.
— Хорошо, я сделаю, как ты хочешь, — и он исчез.
А нас и в самом деле начал засыпать мелкий, уже остывший пепел. А вокруг стояли люди с ошеломленными лицами. Они смотрели на уцелевших в огне, не понимая, как мы могли выжить в страшном пламени, мигом испепелившем дом, а потом упали на колени. Пепел сыпался на обращенные к небу лица, как снег.
И в эту застывшую картину, как порыв ветра, ворвался белоснежный конь. Осмотрел отливающими алым глазами всех. Пепел падал ему на спину, скрадывая белизну, а потом жеребец бочком подошел ко мне, и зло прихватил зубами за плечо, не сильно, не до крови, а чтобы показать, как он обижен тем, что его бросили.
Это послужило последней каплей — крестьяне кинулись кто куда. Наверное, решили, что сама Маргш за ними явилась.
Император беспокоился, ибо причин для беспокойства было достаточно: враг у границ, в государстве смута, а тут еще наверняка братство белых воинов, чья организация опутывает Империю как сеть, захочет отомстить за своих. Хорошо, что они сейчас без предводителя и разрознены, а то месть бы уже состоялась.
Он прикрыл глаза, полностью отдаваясь размышлениям.