Дети радуги
Шрифт:
Тушканчики - диковинные зверьки: тельце мыши, уши зайца, ноги кенгуру и львиный хвост с кисточкой! Днём спят, а бегают по ночам. И как бегают! Все звери на четырёх ногах, а они на двух - как птицы!
Всё у тушканчиков не как у других. Зверьки бывают тонконогие, толстоногие, длинноногие, а тушканчики… мохноногие! Есть зверьки тонкопалые, длиннопалые, а тушканчики бывают… гребнепалые! Другие звери толстокожие, толстоголовые, а тушканчики… толстохвостые!
Хвост
Пустынно море без чаек, уныл лес без кукования кукушки. И сухие степи мертвы без журчащих трелей стремительных садж.
Саджи торопятся на водопой - со всей степи слетаются к роднику. Долго и жадно пьют, окунув клювики в воду. Сами напьются и в запас не забудут взять: полный зобик воды для птенцов.
Жарко в голой степи. Накалился песок, потрескалась глина, камешки почернели от солнца. Только вода и спасает. Да ещё выносливость и терпение. Да одёжка песочного цвета, да быстрые сильные крылья.
Плывёт и струится жара. Холмы колышутся, словно волны. В жарком мареве мчатся саджи и кричат, кричат над засохшей степью свежими голосами. Как свежие ручейки журчат.
Не простой это ёж - ушастый. Уши большие и очень чуткие. В пустыне с другими и не прожить, очень уж тихо там по ночам. А глазами можно и близорукими обойтись - всё равно ночью темным-темно.
В темноте и тишине выходит ёж из своего убежища под кустом и катится по песку. Уши вперёд, глаза и нос - в землю. Вот в трещине зелёные огоньки - паук-тарантул спрятался. За камнем глаза немигающие и красные - геккон, наверное, притаился. За пучком селина-травы светят чьи-то розовые глаза, а в кустике саксаула - лазоревые. Луна над песками у всех зажигает глаза.
Ежа не пугают эти огненные глаза. Если что - съёжится в колобок и выставит навстречу колючки. Полежит, переждёт и снова покатится колобком. На бегу приглядывается, принюхивается, прислушивается. При луне ему некогда отдыхать, при солнце потом отоспится.
Ящерица-круглоголовка всю жизнь в песках живёт и сама будто слеплена из песка. И цвет песочный, и чешуйки словно песчинки. И увидеть её - песочную!
– на песке не просто. Особенно когда распластается и спрячет под себя свою чёрную тень. А то и совсем в песок зароется. Вдруг задрожит, затрясётся как в лихорадке - от носа до хвоста!
– и утонет. С головой и ногами уйдёт в песок. Была и нет - словно одеялом накроется.
Мы накрываемся шерстяным одеялом, а круглоголовка песочным. Дунет ветер - все складочки на нём заровняет. Только что ящерица была - и вот уже нет никого. Даже глазам не верится!…
Сорокопута видишь издалёка - белое пятнышко на кусте. Идёшь не таясь, открыто, а он всё сидит и ждёт. И только когда подойдёшь, сорокопут нырнёт с ветки вниз и полетит над самой землёй, мельтеша пёстрыми крылышками. Потом взлетит свечкой вверх и снова сядет на наблюдательный пост.
На колючем кусте у него угощение. И какое!
На колючки наткнуты разные насекомые: жуки, стрекозы, кобылки, осы. А ещё говорят - «соловей-разбойник». Не соловей, а сорокопут-разбойник. Особенно этот, серый.
Запасы на чёрный день. Вернее, на день пасмурный и холодный: в такие дни насекомые прячутся. А у сорокопута птенцы, и есть они хотят каждый день. Один уж и рот разинул…
Это не дрофа, конечно, а всего лишь дрофёнок. Птенец дрофы-красотки. Птицы очень красивой и очень редкой. Птенцов она выводит в сухих и жарких степях. Нелегко птенцам: попробуй-ка улежать на раскалённой сковороде! Сверху солнце горячее печёт, снизу раскалённый песок поджаривает, с боков пышет горячим ветром. И спрятаться некуда.
Конечно, будь рядом мама-дрофа, она бы хоть тенью своей прикрыла. Но дрофа боится на глаза показываться, боится выдать себя и птенца.
Чужих глаз немало в степи: орлы, лисицы, волки. А для птенца и кот степной и хорь-перевязка опасны. Мало осталось дроф-красоток даже в самых безлюдных степях. Не спасли их от браконьеров ни быстрые ноги, ни сильные крылья, ни зоркий глаз. Больше всего дрофы надеются на свой защитный цвет: лечь, прижаться к земле, замереть - может, мимо пройдут, может, и не заметят.
Хороша у геккона кожа-рубаха: вся в ярких чешуйках-пуговицах. И штаны хоть куда - с белыми рюшечками и оборочками. В такой одёжке не стыдно и показаться.
Но всему свой срок: износилась рубаха, прохудились штаны. И надо костюм менять.
Надо спрятаться в норку подальше от любопытных глаз и стянуть лапками обветшалую одежонку. И вот геккон изо всех сил старается, по-настоящему лезет из кожи вон. Вылез, стянул, а под старой одёжкой готова новая! И чешуйки на ней, как пуговицы, блестят, и на штанах снова белые рюшечки и оборочки.
Но и снятую одежонку жалко: всё же своя рубаха, та, что всего ближе к телу была. Взял её геккон передними лапками, скатал в комок да и в… рот! Не пропадать же добру. Съел рубаху и облизался. Хоть и старая, а пригодилась!
ЗЕЛЕНОЕ УРОЧИЩЕ
Урочище пропитано зеленью и росой. Среди валунов вскипает река - от одного вида брызг-ледышек уже пронимает дрожь. Утро зябкое и пронзительно-чистое. Глотками пьёшь горный воздух - и зубы немеют.