Дети смотрителей слонов
Шрифт:
Что ж, очень мудрое решение. Папа и мама из Порто-Пренса всегда желали своей дочурке удачно выйти замуж, а тут она появится с двухметровым звездочётом, бедным как церковная крыса.
Тильте собирается открыть дверь, я тихонько покашливаю.
Все смотрят на меня. Всё как в сказках — младшего сына никто не считает за человека. Никто даже мысли не допускает, что малыш Питер может не отправиться немедленно на Тольбогаде, чтобы спокойненько ждать там, не путаясь под ногами, пока Ханс и его избранница общаются с её родителями.
Тут я достаю из
Он золотистого цвета. На нём красным изображён профиль женщины. На голове у неё античный греческий шлем. Внизу написано «Афина Паллада. Абакош». И номер телефона. И адрес на Старом берегу. Я достаю листок, найденный в тайнике у нас дома. Протягиваю его остальным, чтобы им было видно, что на полях написала мама: «pallasathene.abak@mail.dk».
Я протягиваю руку к Тильте.
— Дай телефон Катинки, — прошу я.
Потом набираю номер, написанный на банте. Включаю громкую связь.
Мне трудно объяснить, что именно происходит внутри меня. Но если вы сами играете в футбол, то, возможно, вспомните тот момент, когда впервые решаешься в одиночку пойти в атаку. Со мной такое случилось в середине первого сезона в основном составе. Это было одно из тех магических мгновений, о которых я вам рассказывал. Была длинная передача сзади, средняя линия отошла к обороне, у меня не было никакой поддержки, и тем не менее я знал, что мне надо рвануть вперёд. Не было в этом никакой логики и не было возможности думать, я чувствовал только, что дверь начинает приоткрываться. Я подхватил мяч, который, словно канарейка, приземлился на подъём ноги, прошёл между двумя защитниками, смотревшими на меня так, будто меня можно прихлопнуть мухобойкой, обвёл вратаря и вбежал прямо в ворота с мячом. И тут я понял: что-то произошло — я прошёл через дверь. Ещё не ту, настоящую, которая ведёт к свободе, но дверь в какую-то прихожую перед ней.
Вот такая минута и наступает сейчас в машине. Я чувствую, что это дело мне надо взять на себя.
— Абакош.
Трубку берёт женщина, по её голосу можно сделать по крайней мере два вывода: в нём есть какая-то тайна и есть желание интриговать других людей этой тайной.
— Меня зовут Питер, — говорю я. — Я хотел бы поговорить с Афиной Палладой.
— Дорогой мой, а у вас есть пароль?
Я смотрю на листок мамы и папы.
— «Брахмачарья». — отвечаю я.
После небольшой паузы голос появляется снова.
— Мне очень жаль. Но Афина Паллада занята. Как насчёт кого-нибудь из других богинь?
Я веду мяч в темноте. Но чувствую, что нахожусь на верном пути.
— Мне нужна она, — отвечаю я. — Мы договаривались.
Снова возникает пауза. Но я слышу, как её пальцы ударяют по клавиатуре.
— Вы можете приехать через четверть часа?
— Не проблема.
— Но у неё будет всего двадцать минут.
— Двадцать минут с богиней. — говорю я. — Это всё равно что вечность с простой смертной. Разве не так?
Я у цели, мне удалось преодолеть профессиональную дистанцию, она хихикает.
— Это
— Мой водитель только что припарковался тут поблизости на площади.
— Бутылку шампанского?
Все в машине смотрят на меня. Я вижу удивление на их лицах. Полагаю, что и они видят удивление на моём.
— Пожалуйста, — отвечаю я. — Если вы сами её выпьете. Мне только безалкогольное. Начинаются соревнования на открытом воздухе, кривая моей формы должна быть на пике через две недели. И оставаться на пике. Я живу как монах.
— Ждём вас, — говорит она.
Разговор окончен. Я открываю дверь машины.
— Мы пойдём с тобой, — говорит Ханс.
Я качаю головой.
— Тебе надо встречаться с тестем и тёщей, Хансик. Это уже само по себе работа.
— Тебе всего четырнадцать, — говорит Ханс.
Я расправляю плечи.
— В жизни каждого мужчины наступает время, — говорю я, — когда он должен идти своим путём.
Никогда не мог понять, по какому принципу копенгагенским улицам давались названия. Площадь называется «Площадь Синего двора» но там нет никакого синего двора. Или, например, Королевская Новая площадь. При чём тут король? Да и площадь совсем не новая. Или возьмём «Старый берег» — поблизости нет никаких признаков берега, и очень может быть, что дома когда-то и были старыми, но с тех пор им сделали подтяжку лица и не просто обновили фасады, но и заменили все жизненно важные органы, так что выглядят они так, как будто строительство закончилось вчера, а ключи хозяева получили сегодня.
И ключи эти точно были золотыми — на начищенных латунных дощечках имена биржевых маклеров, адвокатов Верховного суда, ворота снабжены коваными решётками и камерами наблюдения, а над теми воротами, у которых я стою, их даже две, я имею в виду, камеры.
На дощечке вокруг слова «Абакош» выгравирована виноградная лоза, но кнопки звонка нет. Я встаю так, чтобы находиться в поле зрения обеих камер, и надо признать, что, пока я там стою и жду, в душу мне начинает закрадываться чувство, что я взялся за дело, которое может оказаться мне не по плечу.
Это непривычное чувство. Спросите кого угодно на Финё — и вам скажут, что Питер Финё никогда не теряет свойственной ему осмотрительности. Если же кто-нибудь вспомнит тот случай, когда я принял участие в пляжном конкурсе на звание Мистера Финё, то снова хочу подчеркнуть, что виной тому злостный сговор, так что позвольте уж мне раз и навсегда опровергнуть все слухи и подробно рассказать, как всё было на самом деле.
Началась эта история с того, что Тильте пригласила Кая Молестера Ландера, с которым она учится в одном классе, в свою гардеробную полежать в гробу, такое предложение я могу объяснить лишь всегдашним стремлением Тильте помогать людям, совершенствуя их характер, но стремление это иногда закрывает ей глаза на то, что существуют безнадёжные случаи.