Дети Солнцевых
Шрифт:
— Нет, они все такие смешные, точно мальчики! Волосы у всех коротенькие, вот такие…
Варя прищурила глаза и показала пальцами, какие у девочек короткие волосы.
— А ты знаешь, отчего у них короткие волосы?
— Отчего? Оттого, верно, что им их обрезали.
— А как ты думаешь, для чего всем им обрезали волосы?
— Для чего?
Варя повела плечами, открыла большие глаза, улыбнулась всем лицом, развела ручонками и стояла молча.
— Для того, чтобы они были всегда гладенькие, чистенькие. Они еще маленькие, сами справиться с длинными волосами не могут, а причесывать их некому. Ты сама причесываешь волосы
Варя засмеялась, откинув голову, и произнесла:
— Не-е-ет, я не умею, меня завивала всегда мама. А когда она была больна, то Мариша, Лёвина няня. Только няня редко.
— Ну, а здесь кто тебе будет завивать букли и расчесывать твои длинные волосы, как ты думаешь?
Девочка молчала.
Не дождавшись ответа, Марина Федоровна продолжала:
— Когда привели всех этих маленьких девочек, почти у всех тоже были длинные волосы, как у тебя. И тоже дома их причесывали няни и мамы. Няни и мамы имели время их причесывать, потому что у них было по две, по три девочки у каждой, не больше. А здесь так много девочек, что если всех их будет расчесывать и завивать дортуарная девушка, у которой и без того много дел, то ей придется с утра до вечера снимать папильотки [37] и расчесывать волосы девочкам, а с вечера до утра завивать их в папильотки. А девочкам уже не придется ни учиться, ни играть вовремя днем, а ночью многим долго не спать, ожидая своей очереди.
37
Папильотки — жгуты из бумаги или тряпок для завивки волос.
Мадемуазель Милькеева помолчала.
— Что ты об этом думаешь, девочка, а?
Варя опустила глаза и, искоса взглядывая на классную даму, перебирала свои пальцы и молчала.
— Вот сегодня после молитвы всех вас, маленьких, приведут в спальную. Все твои товарки умоются и лягут спать. А ты… как ты справишься со своими волосами? Ну-ка попробуй, — сказала Марина Федоровна, — а я посмотрю. Софьюшка, дай сюда гребень!
И, взяв из рук горничной гребень, она подала его Варе, повторив:
— Попробуй, мой друг. Если ты сумеешь сама причесаться, тогда я попрошу, чтобы тебе позволили оставаться с длинными волосами.
Варя взяла гребень и, неловко придерживая его пальцами, чуть слышно сказала, конфузясь:
— Я не умею…
— Попробуй, душа моя. Я уйду на минутку к себе, а ты постарайся расчесать свои волосы, да поскорее, а то ты опоздаешь к сестре. Ты можешь ее видеть только до семи часов. Твоя бедная сестра соскучилась и ждет тебя.
— Так лучше пойдемте к ней теперь! — оживилась девочка.
— Нельзя, мой друг. Ты так растрепалась, что в таком виде никуда нельзя показаться. Надо или причесаться гладко, или остричь волосы.
Марина Федоровна, не дожидаясь возражений ребенка, скорыми шагами пошла вон из комнаты.
— Вы можете меня причесать? — спросила заискивающим голосом девочка, протягивая Софьюшке гребень.
— Нет, милая, и рада бы, да не умею, — сказала Софьюшка, покачивая головой. — Я больше вырву волос, чем расчешу. Вот посмотрите, что у меня самой-то на голове осталось…
Софьюшка, проведя рукой по своей голове, спустила с нее две жиденькие коротенькие косички со вплетенными в них тесемками.
— Точно крысьи хвосты! Вокруг головы даже раз не обходят. А ведь были длинные… Я все повырвала, не умела расчесывать.
Варя стояла с гребнем в руках и не знала, что ей делать.
— Если бы Катя была здесь, она наверняка сумела бы, — сказала она громко и, подняв голову, вопросительно посмотрела на Софьюшку, но та ничего ей не ответила.
— Ну, что же, причесалась? — спросила Марина Федоровна, возвратившись. — Пора бы и к сестре идти.
— Я не умею, но, думаю, Катя может, — сказала Варя нерешительно.
— Катя, мой друг, в лазарете. А когда ее выпустят, она будет не с тобой, а в другом классе. Она ведь уже большая.
— Ну, тогда надо остричь! — сказала вдруг девочка решительно.
— Да, и я так думаю, — ответила Марина Федоровна, — и остричь поскорее, чтобы еще успеть сестру навестить. Софьюшка, уж ты извини, пожалуйста, что маленькая барышня задержала тебя, и остриги ее поскорее.
Через десять минут дело было сделано, голова выстрижена, приглажена, горе забыто, и Варя шла, весело болтая, рядом с Мариной Федоровной в ее комнату. Когда они вошли, Варя увидела, что у стола сидели несколько воспитанниц. Перед каждой из них стояла белая кружечка с ручкой. Все воспитанницы, увидев Марину Федоровну, живо встали и сделали реверанс.
— Потеснитесь, дорогие, дайте местечко сестре вашей будущей подруги, — сказала она по-французски, подводя Варю к столу.
Девочки засуетились, передвинули свои кружки и стопочки сухарей, лежавшие перед каждой из них, принесли стул, усадили маленькую Варю и тотчас же закидали ее вопросами. Варя отвечала охотно и смешила их своей находчивостью и меткими, остроумными замечаниями.
Горничная поставила перед Варей кружечку чая с молоком и положила три маленьких поджаристых сухаря.
— Ну вот, я же знала, что дадут молока! — воскликнула Варя, хлопая в ладоши. — А эта большая девочка сказала: «Долго же тебе придется ждать молока!»
И Варя, передразнивая голос и манеру пепиньерки, передала свой разговор с Буниной о хлебе.
Девочки смеялись от души.
— Пей скорее! — сказала Марина Федоровна и, выходя из комнаты, добавила: — А то к сестре опоздаешь.
Варя залпом и с наслаждением выпила кружечку жидкого, сильно разбавленного молоком чая. Горничная, приветливо смотревшая на нее, налила ей еще полкружки.
— Вы бы с сухарями чай-то, да поскорее. Марина Федоровна там в дортуаре дожидаются.
Варя допила свое молоко, съела один сухарь, громко чмокнула в губы соседку с одной стороны, потом соседку с другой и так расшалилась, что стала обнимать и целовать всех сидевших за столом по очереди.
— Иди, иди скорее, а то сестру не увидишь! Да хорошенько поблагодари Марину Федоровну за чай! — говорили девочки, отбиваясь от ее объятий.
— Идите скорее, они рассердятся, — сказала горничная вполголоса, нагибаясь к Варе, повисшей на шее одной из воспитанниц.
Варя тотчас же бросилась в дортуар. Добежав до Марины Федоровны, она схватила ее руку, крепко поцеловала и, не выпуская ее ладони из своей, сказала: — Ну, теперь к Кате, пожалуйста, а то поздно будет!
— Тише, тише! Ты совсем как дикий зверек, — сказала, улыбаясь, Марина Федоровна. — Пойдем, пора. Но иди тихо, не суетись и не кричи. Подумай, что бы тут было, если бы все девочки так шумели и возились, как ты. Нехорошо, — сказала мадемуазель Милькеева, сделав серьезное лицо.