Дети Судного Часа
Шрифт:
Обретший благословение богини паладин мог раздавить мутанта голыми руками. Но он этого не сделал. Лод Гвэйдеон на миг ослабил хватку и одним стремительным движением дернул тяжеленную тушу кверху. Верзила почувствовал, как ноги отрываются от пола, протестующе заревел…
И грохнулся всем весом о помост. Тот сотрясся, словно уронили набитый книгами шкаф. Верзила тихо застонал и обмяк – его глаза закатились, сознание отлетело.
– Нокаут… – недоверчиво произнес ведущий, щупая пульс мутанта. – Радрафф хази, Верзила в нокауте!
Зрители ошарашенно молчали. Никто не знал, как к этому отнестись. Радовались только те, кто поставил на лода Гвэйдеона, – и радовались оглушительно. Они только что стали значительно богаче.
А лод Гвэйдеон невозмутимо прошествовал к своему оружию, парой мгновенных движений рассовал его по доспехам и вернулся к лежащему Верзиле. Горла бездыханного мутанта коснулся Белый Меч.
– Эй-эй, старик, ты что делаешь?! – возмутился ведущий, – Ты правила слышал?! Он в нокауте – ты победил, все!
– Я все же хотел бы придать нашему поединку окончательное завершение, – спокойно произнес паладин, чуть усиливая давление. Из надрезанной кожи выступила капля крови.
– Отпусти его, старик! – в ужасе возопил ведущий, – Отпусти, кому говорят!
Зрители тоже заволновались, из толпы донеслись протестующие возгласы. Поступок лода Гвэйдеона всем показался ужасно неспортивным и совершенно бессмысленным.
– Слушай, вот, забирай выигрыш! – торопливо принялся отсчитывать фишки ведущий, – Бери, ровно две сотни, как уговаривались! У оценщика сможешь выменять кучу всего! Жратвы недели на три, одежду новую, ствол хороший! Только убери свою резалку, оставь мужика! Эй, да помогите же вы!!!
Охранники у дверей тревожно переглянулись. Положение в самом деле создалось неприятное – чего доброго, этот псих грохнет одного из лучших людей Генерала. Зная босса, можно быть уверенным – радоваться он этому не станет…
– Отойди от Верзилы, дед! – рявкнул первый охранник, подбегая к помосту. – Быстро, ты!..
– Я тя надвое порежу! – вытащил ручной лазер второй.
Лод Гвэйдеон посмотрел им за спину, увидел приоткрывшуюся на секунду дверь и чуть заметно улыбнулся. Паладин убрал Белый Меч, вежливо поклонился и под грозное сопение охранников спустился с ринга.
Он выполнил свою задачу.
Глава 16
Ванесса поглядела в зеркало и машинально поправила прическу. На протяжении последних часов она поправляла ее уже множество раз.
Не то чтобы ее сейчас волновала собственная внешность – но чем еще тут можно заняться? Единственное возможное времяпрепровождение – смотреться в зеркало. Их тут тьма-тьмущая.
Камера, в которую заперли Ванессу, оказалась воплощением абсурда. Все до единой поверхности зеркальные. Стены, пол, потолок – везде отражения черноволосой девушки с восточноазиатским лицом,
Трудно сказать определенно, что было в этой комнате раньше – скорее всего, туалет или что-то наподобие. Находиться в таком месте долгое время – верный способ сойти с ума. Кругом бесчисленные отражения, пространство разбивается на части, ориентироваться жутко сложно. Кажется, что во все стороны уходят бесконечные коридоры, но сделай шаг – и уткнешься в отполированное зеркало.
Вон провела в этой комнате всего несколько часов, но уже успела ее возненавидеть.
Двигаться тоже толком не получалось. Гребаные мутанты надели ей на запястья и лодыжки какие-то девайсы, сцепляющие руки и ноги. Что-то вроде энергетических наручников.
Ванесса не могла даже встать – приходилось сидеть с закрытыми глазами. А если она открывала глаза – упиралась взглядом в тысячу собственных отражений. Голова начинала кружиться уже через несколько минут.
Если не считать зеркал, единственным предметом обстановки была пустая бутылка, валяющаяся в углу. От нее исходил чуть уловимый сладковатый запах. За неимением лучшего занятия Ванесса пыталась догадаться, что было в этой бутылке раньше – спирт, керосин, одеколон?
Судя по форме сосуда – какой-то напиток. И вряд ли местные мафиозо пьют лимонад или фруктовый сок. Поскольку запах еще не выветрился, опорожнили бутылку относительно недавно. А раз Ванесса чувствует аромат даже с нескольких шагов, содержимое было весьма душистое. Вряд ли это мог быть коньяк или шампанское – подобные напитки плонетцы давно и на вкус позабыли. Скорее всего, какой-нибудь самогон, настоянный на местных корешках.
Из-за зеркальной двери доносилось непрекращающееся бормотание. Стеречь Ванессу поставили двух охранников – они сидели в коридоре, что-то жевали, курили и безостановочно травили байки. Тот, что постарше, рассказывал своему младшему товарищу всякие страсти – о мутантах, о трупешниках, о тварях, что ползают под сконью, о душах мертвых, погибших в Судном Часе, о невидимой заразе, подстерегающей на равнинах…
– А про Вторую улицу – правда? – спрашивал младший. – Правда, что там монстехдай живет?
– Правда, – степенно отвечал старший. – Живет. Ночью туда не ходи. Да лучше и днем тоже.
– А как он выглядит-то, монстехдай? А то я слышать слышал, а видеть…
– А видеть его, брат, никто не видел. Вот, говорят, Головешка видел – так он же не расскажет.
– Головешка?.. Так он же слепой.
– И глухой. И немой. Только видит все равно лучше нас с тобой. Он своими буркалами даже сквозь стену все видит – такая вот у него мутация. Мы вот тут сидим, а он, может, как раз сейчас на нас и смотрит. Прямо сквозь стену.
Младший охранник нервно заерзал, крутя головой.
– Но монстехдай – это что… – задумчиво произнес старший. – Он на одном месте сидючий – к нему не лезь, он и не тронет. Вот мати анак гораздо хуже. Слышал?
– Не-а. Это что такое?
– Не что, брат, а кто. Мати анак – это вроде как трупешник, только хуже в сто раз. Я, брат, слышал, что если помрет беременная женщина, а плод в ней еще живой будет, то сконь ее начнет жрать, потом подымет на ноги… а потом из всего этого мати анак и получится. Тварюка та еще – ногти и волосы длиннющие вырастают, бегает как угорелая, людей жрет. Особливо детей маленьких любит. Говорят, на окраине дом один есть, так там мужик живет – совсем не в себе. У него женка померла, когда маленького носила, так он ее сам, своими руками, в сконь положил, да и дождался, пока мати анак не образовался.