Дети всегда правы
Шрифт:
О должности следователя грезят, пожалуй, немногие, однако мечта Клары осуществилась. Само слово звучало педантично, нудно и даже скучно, но Кларе было все равно. Конечно, реальность оказалась далека от того, что показывали в телесериалах: никаких тебе жестоких задержаний, цепочек улик, опасных слежек и ночей под прикрытием в сомнительных районах. Однако расследования не продвигались сами по себе. С первых минут и до закрытия дела Клара фиксировала каждый этап в картинках и словах. Ей нравилось объяснять, чем она занимается на своей должности, которой больше нигде, кроме уголовной полиции, не существовало. Следователь нес ответственность за дело, которое
Текст, который попадает на заседания суда, должен быть точным и, по возможности, в красивой папочке — вот в чем состояла роль Клары. Создавать что-то понятное, ясное. Безукоризненное. Железобетонное. Чтобы ни один адвокат не мог придраться к форме, чтобы там не было ни единого лишнего слова, чтобы все приоткрытые двери закрылись. Иногда Клара добавляла с улыбкой: это работа для одержимого душнилы, крючкотвора.
Репутацию не пришлось долго завоевывать: ни на уровне смысла, ни на уровне формы ничто не ускользало от Клары. Она вполне могла не принять протокол только потому, что синтаксис оставлял желать лучшего, а грамматические ошибки вызывали у нее сомнения насчет алиби.
Что же касается личной жизни — темы, на которую Клара никогда не говорила, — она влюблялась дважды. И оба раза сдалась. Ощущение уязвимости, слабости, свойственное состоянию влюбленности, физическое и психическое томление, зависимость или попросту перемены в привычной жизни, казалось, снижают ее способности вместо того, чтобы усиливать, поэтому разум всегда торжествовал над чувствами. Появлялся страх, грубый, иррациональный; почувствовав его, Клара тут же отдалялась. От последней и самой мощной, самой навязчивой истории Кларе остался лишь обмен сообщениями по электронной почте. Она писала своему бывшему возлюбленному, и тот после нескольких месяцев молчания все же начал отвечать.
С самого начала службы Клара жила в Сен-Манде, в доме, принадлежавшем префектуре полиции, большинство жителей которого были ее коллегами. Вокруг создавались семьи, росли животы. Ребенок не входил в ее планы. С одной стороны, Клара не была уверена, что сама достаточно повзрослела, а с другой — мир казался ей враждебным. Клара представляла, будто в нем тихо копится невероятная глубинная, потаенная жестокость — это было слишком, словно люди перешли какую-то черту в мировой истории и их уже ничто не остановит. И посреди этой паутины, лишенной мечтаний и надежд, она считала чистым сумасшествием отважиться на рождение ребенка.
Когда Кларе было года три-четыре, родители отвезли ее к маме Филиппа, живущей неподалеку от бельгийской границы. Клара очень любила бабушку, однако та жила в слишком темной квартире, заваленной безделушками, статуэтками, картинами, написанными маслом, которые пугали ребенка. Режана и
Иногда вечерами, когда Клара выпивала в баре, помимо обычных аргументов в пользу своей холостяцкой жизни или одиночества она рассказывала о ходе истории и намекала на тяжелые времена, чтобы оправдать это чувство отчужденности и убежденность, одновременно тщетную и необходимую, что она все делает правильно. Порой, чтобы положить конец разговору, она отпускала шутку — вроде как для своих, но на самом деле для себя одной, — в глубинном смысле которой она отказывалась признаться, и шептала: „…к тому же я не уверена, что смогу остаться“.
* * *
Десятого ноября две тысячи девятнадцатого года около шести часов вечера шестилетняя дочь Мелани Кло исчезла, играя в прятки с соседскими ребятами.
Об этом Мелани сообщил сын, и она несколько раз обошла сад, через некоторое время к ней присоединились соседи. Отовсюду слышалось имя девочки: разделившись на две группы, они обследовали все дома в округе, постучались в каждую дверь, осмотрели подвалы и коридоры и заставили консьержа показать хозяйственные помещения. Через час безрезультатных поисков консьерж предложил обратиться в полицию. Мелани разрыдалась. Квартирант с первого этажа взял на себя смелость, позвонил в комиссариат и рассказал о случившемся.
Полчаса спустя с десяток блюстителей порядка добрались до места происшествия и принялись искать ребенка. Киммину Грязнушку — полинялого верблюжонка — нашли на земле рядом с детской площадкой.
В течение часа к поискам подключились и другие соседи: без внимания не осталась ни одна ступенька, ни одна тропинка, ни один уголок в саду, однако девочка исчезла бесследно.
В девять Мелани и Сэмми отвезли в комиссариат Шатене-Малабри. Муж Мелани Брюно находился в командировке. Едва узнав о случившемся, он уселся за руль, однако навигатор обещал прибытие в пункт назначения лишь к полуночи.
Полицейская в участке как можно подробнее расспросила Сэмми об обстоятельствах исчезновения. Восьмилетний мальчик был слишком напуган для допроса. Не без труда он рассказал, как они играли в прятки. Согласно информации, которую удалось из него выудить, Кимми убежала по направлению к мусорным бакам — там Сэмми ее и видел в последний раз. Мальчик слишком волновался за сестру и выглядел изнуренным. Через какое-то время он потер глаза и уснул прямо там, сидя на диванчике. Сотрудница полиции отправилась за его матерью. Мелани Кло нежно уложила мальчика, вытянула его ноги и накрыла курткой.
Чуть позже комиссар С. в своем кабинете любезно предложил Мелани Кло чаю или кофе, и женщина заговорила. Комиссар шустро печатал на компьютере, пока Мелани пыталась восстановить цепочку событий: они втроем вернулись из торгового центра „Велизи-2“, затем Сэмми и Кимми заметили ребят, которые уже вовсю играли в прятки. Один из них, малыш Лео, тут же предложил им присоединиться. Сэмми и Кимми повернулись к матери, спрашивая разрешения. После некоторых колебаний она согласилась.