Детки с оружием

Русинов Сергей Борисович

Один из жандармов наконец-то крикнул:

– Стоять!

Павел кивнул, но до нужного места он уже дошел. Выстрел парализатором прошел веерно. Сразу три жандарма мешками упали на пол. Двое укрылись, но высунуться для ответного выстрела не могли, Павел прижал их огнем. Пришлось перейти на скорый бег. У жандармов есть гранаты. Вот из-за укрытия показалась рука и что-то бросила. Но граната перелетела Павла и грохнула где-то позади, не причинив ему вреда. Сразу после взрыва один из жандармов высунул голову, и упал от выстрела Павла. Все, Павел продолжал жать гашетку, но оружие разряжено. Остался всего один противник. Павел взял парализатор как дубину и ринулся вперед. Как в каком-то сне он услышал крики уцелевшего врага:

– Седьмой пост! Он здесь! Подмога! Нужна подмога! Сроч…

Павел не дал ему договорить. Со всей силы нанес удар разряженным бластером по каске жандарма.

Бластер разлетелся на куски. Павел замер, сердце екнуло. Жандарм не шевелится и смотрит прямо на него. Кажется, его дубовой голове удар бластером был нипочем. Оружия нет. Павел со всей силы, используя корпус, нанес жандарму коленом удар в лицо. В колене что-то хрустнуло, Павел вскрикнул от боли. Жандарм наконец-то стал заваливаться набок. Кажется, удар бластером все же сделал своё дело – вырубил противника. Он не стал падать из-за своего сидячего положения. Павел только зря колено отбил от дубовую жандармскую башку. Покосился на рацию. Динамики шумят, отдаются приказ за приказом. Нужно бежать, времени осталось совсем чуть-чуть! Павел сунул руку в нагрудный карман одного из жандармов и вырвал оттуда мини-рацию. Из кобуры этого жандарма вытащил пистолет, схватил его вещевой мешок и побежал. На ходу раскрыл вещмешок. Запас боеприпасов к пистолету – себе, аптечка – себе, мясные батончики – себе, складной ножик – себе, фото какой-то девушки – обратно в мешок… наличные деньги – откуда они у жандарма?! Но некогда думать, Павел засунул пачки денег себе в карманы. Вот нужный люк, выход наверх. Здесь, если не изменяет память, а она не должна, выход в то что можно назвать парком. Пустырь, давно заросший кустами. Когда-то тут были бараки, но во время одной из операций барки были сожжены и остался пустырь. А канализация внизу осталась. Павел с усилием приподнял канализационный люк, никого нет. Наконец-то вырвался из канализации и хромая из-за ушибленного колена побежал в сторону заброшенных зданий. Впереди по коридору было несколько таких же люков, с выходами в подходящих местах, так что преследователи потеряют некоторое время на поиски места, где он вышел.

Однако надо заняться собой. Он в белой форменной рубашке, в белых брюках и в дурацких сапогах такого же цвета. На бегу стал срывать с себя рубашку и начал искать глазами что-нибудь подходящее. Вот, куча отходов и тряпки. Подскочил к куче. Одна тряпка достаточно большая, потянул за край, наверное, это когда-то было шторой. Используя так кстати найденный недавно у поверженного жандарма ножик, соорудил себе из тряпки что-то похожее на тунику. Достал из аптечки моментальный скотч, стал полосовать остатки тряпки и наматывать на ноги, обклеил ноги в нужных местах скотчем, получились неплохие брюки. Как быть с обувью? Недолго думая, скинул сапоги, снял носки, тоже белого цвета. Запихал свою бывшую одежду в ржавую банку, валяющуюся в этой же куче мусора, закидал все сверху мелкими отходами. Осмотрел себя. В целом, неплохо. Нищая рвань ходит именно так, почти так. Те кто не может позволить купить себе одежду. Покосился на босые ступни. Придется потерпеть, и побегать босым. Чертыхнулся. Его ступни слишком чистые, ноги аккуратно подстрижены, кожа на нижних частях ступней слишком ухоженная. Залез ногами в ближайшую лужу, пытаясь сделать так, чтобы ил со дна облепил ноги как можно плотнее. А лицо? Волосы? Все это слишком чистое. Сел на корточки, зачерпнул ладонями грязный вонючий ил с лужи и густо обмазал всю голову. Обтерся своей же новой «одеждой» и быстрым шагом пошел в сторону обитаемых жилых районов. Приближаясь к месту людей, постепенно сбавил шаг, смешавшись наконец-то с прохожими на улице, пошел обычной человеческой скоростью, не спеша. В отражении разбитого зеркала, вывешенного на одной из дверей заметил свое лицо. Остановился. Нет, так не пойдет. Выражение лица у него такое, как у комиссара – холодное, беспристрастное. А должно быть живым. Стал корчить гримасы у осколков зеркала, пытаясь, чтобы на лице стали видны эмоции. Но естественно и легко получилось изобразить только испуг. Нет – это не то. Испуг в лице прохожего для любого жандарма, комиссара и осведомителя – это улика. Ему нужно лицо кого-нибудь из местных. Напряг память, в памяти всплыл бандит Серкин – главарь одной из мощных криминальных группировок. Павел с ним сталкивался несколько раз, но не брал. Серкин сам бандит, но он постоянно воюет с другими бандитами, тем самым уменьшая их количество. Когда-нибудь Серкина грохнут свои же. Выражение лица у Серкина постоянно наглое, такое, будто он что-то знает, чего не знают другие. И немного насмешливое. Форма головы и лица у Павла и Серкина одинаковые. Немного поработав с мускулатурой лица, Павлу удалось

добиться мимики, с которой в Зале Куратора его сочли бы идиотом. А здесь с таким лицом он свой.

Не спеша пошел дальше. У него есть деньги. Надо пока залечь где-нибудь до утра, отлежаться. Завтра надо будет купить одежду и обувь. Совсем нищим маскироваться не стоит, слишком эти люди беззащитны перед всеми остальными. Его будут искать, конечно, по подвалам и чердакам, перекроют все выходы из города. Пусть ищут, пусть перекрывают. Павел направился к трактиру. Он никогда здесь не был, но постоянно штудируя оперативные сводки отлично знает – хозяин трактира подозревается в нелегальной сдаче мест для ночлежки. Тут он отоспится и решит, как быть дальше.

8

Анна ссутулилась, сидя низко опустила голову. Пригладила белые короткие волосы на голове. Случилось то, чего она никак не ожидала – Павел прорвался, его нигде не могут найти. Может он уже покинул город – наверняка так и сделал. А может, залег где-то на дно. Его сейчас точно никто не обнаружит. И ещё, случилось то, чего она ожидала и так боялась. Павла хоть и упустили, но разбирательство началось. Из-за дверей, у которых она сидела, раздались истошные крики боли. Анна невольно сжалась. Сейчас допрашивают одного из жандармов, который упустил Павла в канализации. Всех пятерых приговорили к разжалованию в солдаты. Их комиссара лишили должности и парализовали за преступную халатность. Он не успел забрать у жандарма наличные деньги, конфискованные во время рейда, и теперь они у Павла. А вместе с деньгами, тем более с наличными, Павлу открыты все ходы.

Разжалованы ещё несколько комиссаров. Анна боязливо дернула худыми плечами. Ещё бы их не разжаловали! Они курировали тот самый рынок, на котором Павел дежурил в последний раз. Анну, как и всех остальных, уже поставили в известность о происшествии. Оказывается, Павел бывал на этом рынке в свое личное время, используя свое положение, превышал все возможные полномочия. С головой погряз в разврате. В последний раз, уже во время своего дежурства, он изнасиловал и убил проститутку. Связь комиссара с проституткой – это уже тяжкое преступление. Не говоря уже обо всем остальном. Его пытался урезонить уполномоченный Рол Строваноч, взрослый, уличный ставленник Куратора. И видимо Рол узнал что-то такое, из-за чего Павел его жестоко заморозил, с сохранением чувств. Что именно узнал Рол? – уже никто не узнает. Рол сейчас в состоянии овоща. Все жандармы Павла, участвующие в притоне в заморозке Рола, уже сами заморожены. Остальная часть его команды пока ждут приговора. И Анна ждет…

– Анна Шишикина – раздался голос в динамике громкой связи.

Пора, девушка выдохнула, выпрямилась, поправила парадную форму и вошла в кабинет на допрос. Невольно подумала – жить, имея возможность нормально двигаться, ей осталось минут пять или десять, не больше.

В кабинете Анна оглянулась и выпрямилась по стойке «смирно». Допрос проводят взрослые, трое. Один в серой мантии, двое в серых кителях. Спецотдел, если верить слухам, в детстве они служили чрезвычайными комиссарами. Очень немногие повзрослевшие подростки могут занять этот пост.

– Анна Шишикина? – уточнил взрослый в мантии, сидящий во главе стола.

– Да – ответила Анна.

– Вы дружили с Павлом? – строго спросил тот же взрослый.

– Да – повторила Анна.

– Откуда ты знала, что он будет прорываться через пост номер семь?

Анна приподняла подбородок:

– Я представила, куда бы сама побежала, будь я на его месте.

Взрослые нахмурились. Одетый в мантию спросил:

– Не слишком ли это странно? Чрезвычайный комиссар думает, куда бы он побежал?

Анна постаралась придать своему худому, детскому лицу максимально холодное выражение:

– Работая с преступниками, нам приходиться предугадывать их действия, ставить себя на их место. Павел – преступник, но он бывший, стыдно сказать, чрезвычайный комиссар. Не простой уголовник. У него подготовка и он знает все схемы нашей работы. Поэтому я и сделала вывод, Павел будет проходить там, где его не ждали – договорив, Анна ещё сильнее вытянулась. А внутри сжалась от страха. До приговора к параличу осталось меньше минуты.

Взрослые переглянулись. Одетый в мантию встал. Сейчас огласит – Анна часто заморгала, не смогла сдержаться.

– Анна, ты отлично знаешь Павла. Знаешь его повадки, привычки, сильные и слабые месте. Ты… – одетый в мантию сделал паузу.

Сейчас скажет: «Приговариваешься к параличу» – подумала Анна и её качнуло. Она внезапно ясно поняла чувства Павла тогда, в Зале Куратора. Но он-то виновный, и стал сопротивляться. А она невиновна ни в чем, и не может даже пошевелиться. Глупо это как-то.