Детонация
Шрифт:
И зазвучали сводки из зоны боевых действий с названиями городов, которые у Свечина – бывшего пионера и студента истфака – ассоциировались в первую очередь с осадами, котлами,
Сначала ожог, потом онемение, потом боль. Это была реакция организма на опасность, а врожденное знание молчало, не давало знак, как реагировать. В голове заискрили картинки, термины, исторические факты, фамилии, даты: смерть… ООН… 1941… 1914… пляж в Орловке под Севастополем, где так хорошо отдыхалось прошлым летом… Ковпак… Шухевич… знакомый поэт из Киева Александр Кабанов… Небесная сотня… обгоревшие трупы в Одессе… ночной парк Артёма в Харькове, бутылка портвейна, второй курс Литинститута, Лимонов наизусть… Олег Скрипка с предложением создать гетто для нежелающих учить украинский… специальная военная операция… НАТО, высокоточное оружие… вторжение… глаза умирающей женщины в Луганске…
Проснулась жена. Вошла на кухню такая милая, уютная, в короткой ночнушке.
– Доброе утро, – сказала.
– До… – по привычке начал было Свечин и проглотил продолжение слова; хрипнул: – Началось.
Не было разговоров, обсуждений, слез, стенаний. Сидели по разным комнатам, лежали рядом на широкой кровати и листали, листали, листали в своих телефонах посты в соцсетях, слушали «Эхо Москвы», смотрели «Россию 24», выпуски «Редакции», снова листали… Мейн-кунша Инесса, все четыре года почти не замечавшая их, видимо, считавшая унизительным просить корм, устроилась между ними. То ли ища защиты, то ли защищая.
Дни стали короткими и пустыми. Ночи длинными, с прерывистым сном, проверкой, как там в мире. Да, слова родителей теперь наполнились смыслом. Они, старые люди, родившиеся в ту войну, наверняка предчувствовали эту…
Конец ознакомительного фрагмента.