Детоубийцы
Шрифт:
– Интересная мысль, – изрек Белов, наполняя бокалы.
– А я весь такой, – сказал Приходько, – интересный.
– И что бы ты предпринял на моем месте?
– На твоем месте, Олег, я бы обратился к своему новому знакомому Остапу…
Приходько ткнул себя пальцем в грудь.
– И что? – поторопил его Белов.
– А то, что можно отправиться к этому Тананзе вдвоем, прищемить ему яйца и покалякать с ним по-мужски.
– А потом?
– А потом смоемся на пару. Надоела мне эта Уганда хуже горькой редьки. Десять лимонов, и я готов послужить России.
– Десять
– Баксов, – безмятежно ответил Приходько.
– Это нереально.
– А мне кажется, очень даже реально. Вы ведь хотите наказать грузинов?
– Тема закрыта, – сказал Белов и внезапно пожалел, что не уехал сразу, а остался на ночь, поддавшись уговорам гостеприимного запорожца.
Даже если бы государство расщедрилось на столь крупную сумму, то согласование ее потребовало бы не один месяц. А Приходько не походил на доверчивого простака, который согласится работать без стопроцентной предоплаты. Вот вам и братья-славяне. Дружба – дружбой, а табачок врозь.
– Слышь, Остап, – окликнул Белов, разглядывая ром в захватанном пальцами стакане, – ты в Запорожье на окраине жил?
– Почему на окраине? – удивился Приходько.
– Ну, как в той поговорке.
– В какой поговорке?
Лоб Приходько перечеркивала уже не одна линия, а целые три, его глаза подозрительно прищурились. Благоразумнее было промолчать. Однако Олег Белов не отличался особым благоразумием.
– А про хату, которая с краю, – закончил он. – Слыхал?
– Слыхал, – подтвердил Приходько, медленно поднимаясь с плетеного кресла. – Это моя хата с краю, что ли?
– А чья же еще? – спросил Белов, тоже приготовившись встать.
Неизвестно, чем завершилась бы эта сцена, если бы не появление Джезлы и Мали. Не обращая внимания на мужчин, они ринулись к фонарю, где принялись размахивать руками, подпрыгивать, приседать и выделывать такие коленца, что, позабыв о назревающем конфликте с Приходько, Белов не мог оторвать от них глаз.
Стянув через голову свой наряд бусути, Мали проворно расстелила его в круге света на траве и продолжила свой дикий танец. Ее почти обнаженное тело блестело, словно смазанное маслом. Рядом приплясывала Джезла, груди которой тяжело колыхались под легкой маечкой.
– Что с ними? – изумленно спросил Белов. – Они дождь вызывают, что ли?
– На свет гляди, – проворчал Приходько, падая в свое кресло.
Белов присмотрелся и увидел в ночном воздухе тучи насекомых, похожих издали на стрекоз. То, что он принял за ритуальный танец, было охотой на насекомых. Молодые женщины хватали их и совали в бусути, как в некий яркий мешок.
Белов недоуменно моргал глазами:
– Зачем им стрекозы?
– Это летающие коники, – ответил Приходько.
– Что?
– Кузнечики, саранча. Тут их называют нсенене. Раз в год они все дружно перелетают с места на место, а местные их ловят.
– А потом?
– Суп с котом. Вернее, с нсенене. Их варят, сушат, перемалывают на муку. Но самое большое лакомство – это жареные
Белов недоверчиво посмотрел на Приходько.
– Ты пробовал?
– А то! – был ответ.
– И как?
– Скоро узнаешь, – пообещал Приходько. – Девушки собирают кузнечиков, чтобы приготовить их по особому рецепту.
– Скажи им, чтобы на меня не готовили, – сказал Белов, прислушиваясь к неумолчному шуршанию мириад прозрачных крылышек.
За воротником что-то заскреблось, завозилось. Сунув туда руку, Белов извлек десятисантиметрового кузнечика с выпуклыми глазами, длинными усиками и зазубренными, брыкающимися ногами. При виде подергивающегося брюшка он поежился. Ничего похожего на аппетит насекомое не вызывало. Как раз наоборот.
Джезла и Мали полагали иначе. Набрав целую кучу нсенене, они бегом вернулись в дом, где затараторили о чем-то так быстро, что невозможно было разобрать ни слова, хотя общались они на английском языке. Минут через пять, когда Приходько предложил полирнуть ром банановым пивом, из-за двери потянуло жареным. Прошло еще полчаса, и девушки запорожца вынесли на веранду большущее блюдо с горой кузнечиков, прикрытых банановыми листьями.
– Угощайтесь, – любезно предложила Мали, снимая мясистые листья.
После ловли насекомых она не сочла нужным одеться, смущая Белова своими торчащими в разные стороны грудями. Сама Мали ничуть не стеснялась. Подавая пример, она сунула в рот жареного кузнечика и, энергично размалывая его сахарно-белыми зубами, закатила глаза от удовольствия:
– М-м!!!
Джезла и Приходько тоже набросились на угощение. Кузнечики были желто-зелеными, уменьшившимися в размерах, без крыльев и пилообразных ножек.
– Смелей, – подзадоривал Белова Приходько, выплевывая головки, как шелуху семечек. – Не отравишься. Я, брат, тут и печеных червей пробовал, и паштет из гусениц, и обезьяньи мозги. И ничего. Как видишь, живой.
Его подруги с любопытством наблюдали за Беловым, ни на секунду не прекращая работать челюстями.
– Вкусно, очень вкусно, – промычала Мали, изображая всем своим видом наслаждение, близкое к оргазму.
От усердия на лбу у нее выступили бисерины пота.
Решившись, Белов взял одного кузнечика, сунул его в рот, осторожно раскусил и начал жевать. Его брови поползли вверх от удивления. По вкусу это напоминало отборных креветок. Очень скоро он присоединился к остальным, так же азартно двигая челюстями.
Полчаса спустя блюдо опустело. Облизывая пальцы, Мали откинулась на спинку кресла, вынуждая Белова опустить глаза. Заметив это, Джезла усмехнулась.
– Не думала, что у тебя такие застенчивые друзья, – сказала она Приходько.
– Олег – классный парень, – откликнулся тот по-английски. – Хорошо, что я его не застрелил.
– Почему же ты ему не поможешь? – спросила Джезла.
Приходько подозрительно уставился на нее:
– Опять подслушивала?
– Просто случайно услышала ваш разговор. Где, по-твоему, твой друг достанет десять миллионов долларов?