Шрифт:
Глава 1
Слезами горю не поможешь
Братья Беридзе появились в детском лагере «Зорька» в первых числах июня, незадолго до заезда. Один из них, Гоги, носил ухоженную бороду, делавшую его похожим на итальянского гангстера в исполнении молодого Аль Пачино. Другой, Гиви, ограничивался мексиканскими усами и был старше ровно на четырнадцать минут и сорок две секунды. Они были зеркальными близнецами. Зеркально были расположены не только их родинки, но и сердца: у Гоги оно билось слева, как у всех нормальных людей, а у Гиви – справа. Первый был левша, второй – правша. И у обоих были идентичные отпечатки пальцев, только в зеркальном отображении.
Прибыв в лагерь, оба пахли
«Нам их сам Бог послал», – провозгласил начальник лагеря на совещании, состоявшемся следующим утром. Сотрудники дружно закивали головами. Два прежних охранника лагеря – крепкие, почти непьющие мужики из соседнего поселка Макопсе – куда-то запропастились, поставив под угрозу срыва начало летнего сезона. Уже потом, когда название лагеря прогремело на всю страну и Лазаревский район оказался наводнен представителями всевозможных спецслужб, пропавших обнаружили на берегу, тщательно заваленных камнями и галькой. Обоих зарезали – умело и хладнокровно, как баранов. Было ли это делом рук Гоги, Гиви или обоих Беридзе сразу, установить не удалось. В любом случае, они своего добились: устроились в лагерь сторожами, назвавшись беженцами из Грузии. По их словам, во время войны восьмого года они сражались на стороне Абхазии, за что подверглись на родине репрессиям. Начальник им поверил. Почему бы и нет, если близнецов Беридзе сам Бог послал?
Близнецы тоже были христианами и тоже верили в божественное предначертание. В ту памятную войну вся их семья погибла под руинами дома, в который попала шальная российская ракета, выпущенная с вертолета. Отец, мать, сестры, дальние и ближние родственники, собравшиеся под одной крышей, так и остались там, словно в одной большой братской могиле. Четыре долгих года Гоги и Гиви вынашивали план кровавой мести, понимая в глубине души, что злобные мечты их неосуществимы. А потом появились люди, объяснившие, что и как следует делать. Не бесплатно. И не на свой страх и риск. После завершения операции братьев обязались не только доставить в безопасное место, но также обеспечить им прикрытие, новые документы и безбедное существование в любой точке мира. Двадцатипроцентный аванс составлял два миллиона долларов. Произведя несложные арифметические подсчеты, Гиви и Гоги почувствовали, как усиливается жажда мести, притупившаяся с годами.
Утро одиннадцатого июня, отмеченное в российских календарях траурной краской, выдалось пасмурным. Слегка штормило. Измерив температуру моря, врач лагеря (исполнявшая по совместительству обязанности медсестры) приняла решение отменить выход на пляж, расположенный в сотне метров от «Зорьки». Детям предстояло провести день на территории, обсаженной кипарисами, магнолиями и платанами. После завтрака многие из них собрались на баскетбольных и волейбольных площадках. Во второй половине дня намечался футбольный матч и турнир по настольному теннису. Домоседы остались в пятиместных номерах однотипных корпусов. А братья Беридзе неспешно наполняли магазины своих автоматов маленькими блестящими патронами калибра 7,62 миллиметра.
Между делом они курили слабенькую сочинскую коноплю, заставлявшую их не столько похохатывать, сколько кашлять. Это позволяло не думать о предстоящем деле. Не то чтобы Гиви и Гоги боялись, нет. Но спокойствия и уверенности они тоже не испытывали. Их движения были нервными, патроны выскальзывали из пальцев, раскатываясь по полу.
Между тем объявление о распорядке дня подходило к концу.
– Внимание, внимание! – донеслось из допотопных репродукторов, развешанных на столбах. – В девятнадцать тридцать все желающие могут принять участие в «Детектив-шоу» и эстафете «Веселые старты». Завтра в это же время будет проводиться конкурс «Мистер и мисс лагеря». Запись
Кто из ребятишек в возрасте от семи до четырнадцати лет успел сделать выбор? Кто записался на эстафету, кто побежал разыскивать теннисную ракетку?
Гиви выплюнул обслюнявленный окурок, выпустил дым через сложенные трубочкой губы и передернул затвор «калашникова»:
– Пора.
– Я готов, брат, – откликнулся Гоги.
– Запасные магазины не забудь, – сказал Гиви.
Вместо ответа Гоги похлопал по карману своей пятнистой куртки.
Близнецы были одеты в стандартную камуфляжную форму, столь излюбленную всеми охранниками Российской Федерации. Ношение огнестрельного оружия инструкцией не предусматривалось. Беридзе плевать хотели на инструкции. Автоматы им выдали представители заказчика. Бесплатно. С полными боевыми комплектами.
Беспощадный отстрел детишек начался на спортивной площадке. Первые очереди прозвучали ровно в 10.00, скосив трех мальчишек, собравшихся у турника. Спустя несколько секунд все трое, обливаясь кровью, лежали на песке, включая девятилетнего Машкина, показывавшего, как крутить «солнышко». Бросившихся врассыпную били одиночными, целясь в спины. Они падали совершенно одинаково, словно наткнувшись на незримое препятствие. Гиви занялся баскетболистами, Гоги сосредоточился на волейболистах. И те и другие валились на землю и оставались лежать там, неподвижные, как брошенные на площадках мячи, оранжевый и желто-синий.
В шесть минут одиннадцатого от пуль убийц погибло полтора десятка детей.
К этому моменту мобильная связь в районе Лазаревского была выведена из строя безымянным спутником, зависшим над местом событий. Никто не успел вызвать полицию, хотя попытки такие делались. Гоги вскинул автомат, и рой пуль, выпущенных из ствола, прошил голову завхоза вместе с мобильником, прижатым к уху.
– Алло, алло, – успел просипеть завхоз, прежде чем его голосовые связки перестали слушаться.
Этот отчаянный призыв и он сам канули в небытие. А братья Беридзе шли по территории лагеря, стреляя в каждого, кто оказывался у них на пути. Падали мальчики, девочки, воспитатели, выскакивавшие на шум. Никто толком не понимал, что происходит. Вспышка, удар, темнота. Вспышка, удар, темнота. Разогретые автоматы трещали деловито и безостановочно, словно подключенные к невидимому компрессору. Только гнали они не сжатый воздух, а пули, пули, пули. Крохотные слитки металла, обрывавшие жизнь за жизнью. Взрывались сердца, лопались черепные коробки, сипели продырявленные легкие.
Как будто смерть прошлась по лагерю со своей косой. И прожорливые чайки носились в небе, предвкушая обильное пиршество. Своими пронзительными голосами они словно передразнивали кричащих и плачущих ребятишек. Ветер сносил их, но они упрямо возвращались, наблюдая сверху за происходящим.
Около трех десятков маленьких трупов лежали на спортивных площадках и дорожках, когда убийцы разделились, войдя в два разных жилых корпуса. Очереди сделались глуше, вопли жертв – тише. А когда братья вновь появились снаружи, деловито вставляя запасные магазины, пятнистые штаны их, от щиколоток до колена, были пропитаны быстро остывающей на ветру кровью.
– Сколько у тебя? – проорал Гиви, кося стайку детворы, удирающую по аллее.
– Не считал, брат, – отозвался Гоги, приканчивая одиночными выстрелами физрука, вздумавшего броситься на него с пятикилограммовой гантелью. – Там один придурок был. С аккордеоном. Играть начал со страху, прикинь?
Он зашелся безумным, пьяным смехом, слышать который было страшнее, чем выстрелы. Он и впрямь был безумен и пьян. Подобной легкости, подобной свободы Гоги не испытывал даже во сне. Маленькие человечки, пойманные на мушку, бежали и падали, бежали и падали. Взрослые, дети – какая разница?