Детская игра
Шрифт:
— Конечно, Лэкси, ты можешь заглянуть за дверь. Но пойдешь туда одна, у меня нет времени на подобное ребячество.
Опять злость в голосе. Она прекрасно знала, что Восьмилетняя девочка, несмотря на все свое самообладание, не сможет пересилить страха, рожденного ее воображением.
Но Лэкси все-таки отправилась в подвал. От ужаса у нее подкашивались ноги, но что-то более сильное, чем страх, заставляло идти вперед. Она не могла выразить это чувство словами, вероятно, это было неодолимое желание удостовериться в собственной правоте.
Дверь открылась без скрипа, и за ней оказался маленький внутренний погреб с полками для винных бутылок;
Лэкси побежала за Джейн, чтобы открыть ей правду, но для ребенка слова взрослого человека звучат куда убедительнее слов сестры, и Джейн, разрыдавшись, отказалась идти с Лэкси. Мисс Кич молча торжествовала, понимая, что отныне девочки не осмелятся спускаться в погреб.
Произошло это много лет назад, но именно этот случай сыграл решающую роль в том, что их отношения сложились подобным образом. Только однажды Лэкси поколебалась в своем чувстве к мисс Кич, было это три года назад, когда у тети Гвен случился первый удар. Всех поразило, как убивалась мисс Кич. «Должно быть, пронюхала, что ее выбросили из завещания», — насмешливо предположил Джон Хьюби. Но волнение мисс Кич, забота о больной хозяйке и самоотверженное служение ей произвели глубокое впечатление на большинство окружающих и заставили даже Лэкси слегка поколебаться в своем мнении.
— Мистер Род Ломас уже готов? — спросила Лэкси.
— Заканчивает завтрак. Может, выпьешь чашечку кофе? В любом случае, заходи в дом.
Это был первый визит девушки в Трой-Хаус после похорон. Серое приземистое викторианское здание мало изменилось внешне. В ухоженном саду, среди зарослей кустарника, все так же бродили козы на длинных привязях, а на лужайке свободно пасся Хоб — меланхоличный ослик.
Однако внутри дома были заметны признаки перемен — немногочисленных, но весьма существенных. Прежде всего, несколько дверей в просторном, но мрачном холле были закрыты. При жизни тети Гвен ни одна дверь, ни одно окно плотно не затворялось, иначе это нарушило бы право животных проникать в любую часть дома. Да и сам холл не казался больше таким угрюмым, как прежде. Когда-то тяжелые бархатные, портьеры почти не пропускали света, даже будучи наполовину раздвинутыми. Свет проникал через оконные витражи в другом конце холла. Теперь портьеры исчезли, а на темно-зеленых обоях, в том месте, где почти семьдесят лет король Эдуард и королева Александра грозно взирали из золоченых рам, осталось два светлых прямоугольника. Более значительные перемены произошли на кухне. На окнах появились ярко-голубые ситцевые занавески, новая мойка из нержавеющей стали заменила старинную раковину с глубокими трещинами на глазури, старый каменный пол был покрыт желтыми и голубыми виниловыми плитками, а на месте древнего массивного дубового стола, мимо которого мог протиснуться лишь самый стройный обитатель дома, стоял новенький столик в форме листа.
За этим столом и сидел Род Ломас. Он пил кофе и курил сигарету.
— Лэкси, вы пришли слишком рано.
— У вас еще есть две минуты.
— Может, успеем выпить по чашке кофе?
Лэкси не ответила, но взглянула на Рода с той суровой непреклонностью, которую он уже научился распознавать.
— Ну хорошо, — сказал
Мисс Кич налила кофе и протянула чашку Лэкси. Девочка из Олд-Милл-Инна всегда считала ее старухой, но сейчас, достигнув семидесяти, она выглядела даже моложе, чем в прежние времена. Вероятно, причиной тому были новые цвета, появившиеся в доселе однообразном черном одеянии мисс Кич: красный шелковый шарф на шее, алмазная брошка на груди.
— Кухня стала уютнее, — заметила Лэкси.
— Спасибо. Никогда не поздно что-то переменить, как ты полагаешь?
Лэкси отхлебнула кофе и ничего не ответила.
Мисс Кич засмеялась, и смех этот был так же удивителен, как и виниловые плитки и красный шарф.
— Непременно приходи еще как-нибудь, Лэкси. Посудачим, о былом.
На этот раз Лэкси была избавлена от необходимости отвечать — Ломас крикнул из холла: «Я готов!»
— Спасибо за кофе — вот все, что она произнесла, прежде чем покинуть дом. Мисс Кич в ответ только рассмеялась тем же странным смехом.
Ломас во дворе пытался втиснуть себя в «мини». Хотя он и не был особенно высоким, удалось ему это с трудом.
— С вашей стороны очень эгоистично водить такую машину, — пожаловался Род. — Неужели вы не можете позволить себе купить что-нибудь побольше?
— Не могу, — обронила Лэкси, разгоняясь до сорока миль в час, что, принимая во внимание ее осторожность и возможности машины, было весьма рискованно.
— Но для вашей бурной общественной жизни требуется машина, — съязвил Ломас.
Лэкси ответила вполне серьезно:
— Поздно вечером автобусы из города не ходят. Кроме того, мне часто приходится ездить в Лидс.
— Какие развлечения задерживают вас в городе допоздна и зачем ездить в безнравственный Лиде?
— Я люблю ходить на концерты. А в Лидсе есть оперный театр.
— Боже милостивый, ну, конечно! Тетя Гвен оставила вам все оперные пластинки! Когда я увидел этот пункт в завещании, он показался мне странным.
— Странно оставлять пластинки такому человеку, как я?
— Ну, не совсем так…
— Пожалуй, это действительно может показаться странным, — признала Лэкси. — Но тете было известно, что я люблю музыку. Она заставила папу послать меня учиться игре на фортепьяно. Папа счел это пустой тратой времени, но тетя сказала, что девушка должна играть на каком-нибудь инструменте. Он с ней не спорил, а меня все время пилил из-за расходов.
— Поэтому у вас больше, чем у всех нас, оснований быть благодарной тете Гвен?
— Я бы не сказала. Когда папа решил, что с учением для меня покончено, она поддержала его. «Образование — удел мужчин, с девушек довольно игры на пианино и рисования, а потом они должны выйти замуж и растить красивых талантливых сыновей».
— По-моему, я улавливаю нотку горечи?
— Может быть. Но я была благодарна ей и за уроки музыки, даже если она преследовала какую-то свою цель. Зато я неплохо играю. Тете Гвен нравилось, когда я играла и пела для нее. Тогда-то я и пристрастилась к опере.
— И вы ездите в Лидс в своем старинном экипаже, только чтобы послушать эти кошачьи концерты? Вы удивительное создание, маленькая Лэкси! А как насчет настоящего искусства? Театр? Шекспир?
— Я люблю и театр, — серьезно ответила Лэкси. — Но музыка — это что-то совершенно иное. Я хочу сказать, она заставляет тебя забыть… — Лэкси бросила короткий взгляд на свою худенькую фигурку, и Ломас почувствовал приступ жалости к ней.