Детский сад, штаны на лямках
Шрифт:
На домофоне я нажала «20» – номер квартиры Корягина, и дверь открылась сразу же после первого гудка. Наверное, мужчина ждет кого-то в гости, вот будет ему сюрприз!
Квартиру я нашла не сразу, вышла на пятом этаже, а дверей на лестничной площадке оказалось не четыре, как я рассчитывала, а только три. Дом построен по индивидуальному проекту, и квартиры в нем, должно быть, огромные, повышенной комфортности. В справедливости своей догадки я убедилась, когда поднялась на седьмой этаж и позвонила в дверной звонок. Открыл мужчина
– Вы за вазами? – спросил он.
– Да! – уверенно отозвалась я. Любой ценой надо попасть внутрь, и маленькая ложь не повредит!
– Проходите, – улыбнулся хозяин.
Квартира была отделана под старину. Холл освещала витиеватая люстра, похожая на три лампы Аладдина, соединенные вместе. На стенах благородно поблескивала золотистая штукатурка. Я отметила, что по площади холл был намного больше, чем комната, в которой жила Анна с дочерью.
Мужчина протянул мне пару целлофановых бахил:
– Пожалуйста, наденьте, чтобы не испортить плитку, это очень дорогая марокканская мозаика.
Я посмотрела под ноги, и ярость захлестнула меня. Вот гад! Его дочь голодала, бывшая жена, превозмогая боль в суставах, стирала белье в тазике, а он бросил на пол миллион рублей как одну копеечку!
Едва сдерживаясь, чтобы не взорваться, я нацепила бахилы. Не спеши, Люся, всему свое время, ты еще нанесешь точный удар.
– Проходите в гостиную, – сказал хозяин, – коллекция там.
Гостиная, оформленная в этническом стиле, почему-то оказалась без мебели. В центре стоял низкий столик, на котором в несколько рядов выстроились разнообразные вазы: шарообразные, высокие с узким горлышком, классические греческие амфоры…
– Это они? – спросила я.
– Да, продаю остатки коллекции, которую собирал долгие годы, лично покупал в Египте, Китае, Сирии, Греции…
– Вы много поездили по миру, – заметила я.
– Точно, – согласился он, – и сегодня уезжаю опять. Через два часа у меня такси в аэропорт, я предупреждал вас по телефону.
– Угу, – кивнула я, – и куда уезжаете, если не секрет?
Корягин загадочно улыбнулся:
– В одну теплую страну.
Уму непостижимо! Его дочку, невинного шестилетнего ребенка, распотрошили на донорские органы, его бывшая жена, инвалид и святая мученица, выбросилась из окна, а этот богатый негодяй, сытый и довольный жизнью, едет греть пузо на очередной курорт. Есть ли вообще справедливость на свете?!
– Скажите, Александр Андреевич, как вы себя чувствуете? По ночам хорошо спите? Желчный пузырь в норме? А кал? С калом проблемы есть?
Улыбка слетела с лица мужчины:
– Не помню, чтобы называл вам свое имя. Может, тогда и вы представитесь?
– Людмила Лютикова, журналистка.
– Вы ведь не за вазами пришли, – сказал хозяин.
– Нет, не за вазами. Я веду журналистское расследование серии убийств, недавно произошедших в городе.
– Это я их убил, – вдруг сказал Корягин.
– Кого?
– Заведующую садом Бизенкову и хирурга Фархадини.
Что-то мне сегодня везет на чистосердечные признания в убийстве.
– Да ну? – скептически вопросила я. – Прямо-таки убили? И каким же образом, позвольте узнать?
– Выстрелил обоим в голову. Хотел еще убить юриста соцзащиты Прудникову и инспектора Махнач, но какой-то добрый человек меня опередил.
У меня отвисла челюсть. Так он серьезно говорит, не шутит?
– Почему же вы их убили?
– Потому что они убили моего ребенка.
Вот, вот он, подходящий момент, чтобы выпустить на волю клокотавшую во мне ярость!
– Да, они убили вашего ребенка, – сказала я. – Вы правильно определили преступников: Прудникова, Махнач, Бизенкова, Фархадини, только забыли еще одного человека.
– Еще кто-то был? – встрепенулся Корягин, поводя цыплячьей шеей.
Я кивнула.
– Ага, самый главный преступник. Если бы не его подлая, алчная натура, Светочка была бы сейчас жива.
– Кто это? Кто-то из администрации города?
– Нет, кое-кто из родственников девочки. Незначительный такой персонаж, отец называется. Выкинул ребенка из своей жизни, не платил алиментов, обрек на нищенское существование и тем самым позволил чиновницам из опеки отнять Свету у матери.
Мои глаза горели праведным гневом, я была само воплощение вселенской совести. Набрав в грудь побольше воздуха, я намеревалась продолжить обличительную речь, но Александр меня опередил:
– Зря стараетесь. Всё равно не сможете наказать меня больше, чем я сам себя наказал. Знаете, это был мой второй брак, мне ведь уже сорок четыре года.
– Вы выглядите значительно моложе! – вырвалось у меня.
– Сомнительный комплимент для мужчины, – усмехнулся Корягин. – Хотя вы правы, я действительно выгляжу моложе, поэтому и выбрал в жены Анну, которая мне в дочери годилась. Хотел быть настоящим хозяином в доме, мечтал, чтобы меня уважали, чтобы мой авторитет не подвергался сомнению, понимаете?
Я кивнула, призывая собеседника к откровенности. А ему, кажется, и не нужны были призывы, самому настоятельно требовалось излить душу…
С первой женой у Александра отношения не сложились. Они были ровесниками, поженились в студенческие годы, сразу родился сын, и супругу как будто подменили. Всё стала делать мужу назло, каждое слово – поперёк, постоянно устраивала скандалы и истерики. Совместная жизнь превратилась в ад, пришлось развестись. Бывшая злилась, с сыном видеться не давала, он вырос чужим человеком. Недавно встретились: отцу – сорок четыре, сыну – двадцать два, поговорить не о чем, отпрыск смотрит исподлобья и ждет машину на день рождения.