детский сад
Шрифт:
Раз с электричеством проблем нет, можно предположить, что и камеры слежения есть. Может от прежних жильцов. Может и ванне? Смешно. Вспомнились амебные реалити-шоу прошлого. Ну а я буду одинокой инфузорией туфелькой. Интересно, что там любитель Джима Керри Максим поделывает? Егор тихо посмеялся, представив что может поделывать Макс, тоже, наверное, подозревающий о существовании камер, и с аппетитом поел.
Почитать было нечего. Егор сел за допотопный или выглядевший таким стол, включил лампу.
На деревяшке,
Конечно страшно.
Умирать страшно, а подыхать - так это вообще жопа.
Сходил, вытащил из куртки блокнотик и принялся грызть ручку.
Хотелось написать какое-нибудь короткое стихотворение-зарисовку. Но в голове упорно засело неизвестно откуда взявшееся брюсовское «О прикрой свои бледные ноги».
Егор раздвинул гардины и выглянул в окно. За окном была живая припорошенная зеленая ширма.
В итоге, вместо романтичного стихотворения, как обычно получилась страшная история. Надпись, наверно, навеяла. Под названием «Красные ели».
Постепенно стемнело. Симпатичная девушка, метко постреливавшая глазами, прикатила ужин. В дверях завис несимпатичный громила с унылой жвачкой во рту.
Пользуясь случаем, Егор повнимательнее рассмотрел их форму. Черные глухие сюртучки на черных
пуговицах, черные брюки с оттопыренными карманами по бокам. Черные серьезные ботинки. Интересно, где они такой характерной амуницией разжились? Может где-нибудь на «Мосфильме»? На груди какие-то смутно знакомые красные звездочки. Точно. Теперь вспомнил - у всех такие были.
Ночью приснился очень неприятный сон.
Заснуть после него не получалось.
Егор надел халат, открыл форточку и, усевшись на стол, закурил. Нехороший сон. Через елки за окном пробивался фонарь, пробивался с трудом, живая стена слегка шевелилась, впитывая его свет и не пуская дальше, и от этой чужеродности всего окружающего впечатление от сна только усилилось.
Приснилось, что он пришел в некую больницу, что-то оформить. В руках была пластиковая карточка с его фотографией. Он заполнял какие-то бумаги, говорил. Сон был переполнен реализмом, обилием мелких деталей, деловитостью. Наконец, он протянул в стеклянное окошко эту свою карточку. Сидевший там молодой доктор с бородой удовлетворенно что-то записал, а потом протянул Егору фото. Кто был на нем изображен - не запомнилось, но он в ответ кинул его назад в окошко и сказал: «Это Максим (и назвал фамилию Макса). Он умер».
Потом перед глазами понеслись чудовищные подробности о лежавшем здесь теле неопознанного Максима, и что его ударили ножом, и что умер он только в больнице, а может и не умер бы, но о нем никто не заботился.
Перед глазами оказалась фотография с тремя задумчивыми людьми в военной форме с полковничьими погонами. Посередине был Максим.
Было очень тревожно, и физически Егор чувствовал себя нехорошо, а от выкуренной сигареты стало еще хуже.
Посидел еще немного на столе, пережидая накатившую тошноту, пошел в ванну на всякий случай. Стоило увидеть унитаз - сразу вырвало, еле успел попасть.
Вот распереживался. Все же нормально. Успокоить себя не получалось. Логика не помогала.
Посидел на диване. Что-то надо было сделать.
Дверь закрыта.
Подошел и начал дубасить по ней. В голове неуместно пронеслось - дубасить, потому что двери дубовые. Открыли нескоро. Там стоял этот, с жвачкой.
– Где мой друг?
– Какой друг?!
– грубый наглый голос, тяжелые мутные глазки.
– С которым мы приехали. Где он? Где живет? С ним все в порядке?
– взволнованно забросал верзилу вопросами.
Не положено!
– и закрывает дверь.
– Подожди! Ну где он? Недалеко? Здесь, да?
– Сказал не положено!
– опять закрывает.
– Да подожди!
– Егор придержал створку.
– Руку убрал!
Поборолись за дверь, но тот был сильнее. Егор посмотрел в эти мутные не желающие видеть глазки и коротко ударил в горло.
Громила захрипел, оседая на колени. Егор рванулся в дверь. Черт. Халат еще этот. Но неожиданно, откинув его назад, дубовая створка резко захлопнулась. Кто-то еще там был.
Он нервно заходил по комнате.
Дурацки все получилось.
И Максу не помог, если тому помощь нужна, и делу наверно навредил. Теперь жди последствий. Наконец, устав ходить, забрался на диван и завернулся в одеяло. Надо успокоиться. Последствия все не приходили, постепенно удалось даже задремать.
Сон вспомнился уже в щадящем режиме, смазано, но тревога осталась.
Открылась дверь, и вчерашняя девушка, глядящая уже испуганно, вкатила столик. В дверях стоял угрюмый плотный парень с автоматом.
– Я хочу поговорить с Вадимом.
– сказал ему Егор.
Тот кивнул. Они вышли, и Егор пошел умываться. На умывальнике лежала запечатанная зубная щетка, но он сходил, вытащил свою из кармана куртки. Надо рюкзак попросить вернуть. Хотелось свежее надеть. Красная пластиковая рукоять торчала изо рта и немного оживляла незнакомое лицо в зеркале.
Позавтракал сырными бутербродами с чаем.
Появилась девушка и укатила столик.
Кроме этих двоих за весь день больше никто не появлялся. Егор повторил просьбу - угрюмый сказал, что передал.