Детский сад
Шрифт:
— Зачем она это сделала? — оторопело спросила Милена.
— Думала, наверно, что ты тоже больная, — высказал соображение торговец, с невозмутимым видом выуживая мелочь из мокрого от кофе резинового подноса. От монет нынче тоже можно было подхватить инфекцию.
— Да это вывсе больные! — бросила она, решительным шагом направляясь к Жужелицам.
— Идемте, — велела она им. — Не торопитесь и ни перед кем не дрожите. Они сами вас боятся.
Жужелиц она демонстративно провела перед самым носом у кофейщика.
Возле
ГРУДЬ У ЧЕЛОВЕКА была абсолютно голая. Куртка и изорванная рубаха скрутились так, словно он силился вырваться из собственной одежды. Он пытался ползти, но ноги не повиновались, а от закоченевших на морозе рук проку было не больше, чем от тюленьих ласт.
И что, люди вот так, запросто через него перешагивали?
«Да что же это со всеми нами делается! — мысленно вскричала Милена. — Он же погибнет здесь от холода!» Она двинулась к лежавшему. Жужелицы дружной стайкой последовали за ней.
— Осторожно, она кусается, — предупредил Король.
«Она? — подумала Милена растерянно, глядя на всклокоченную рыжую бороду незнакомца. — Что значит: “она”?» Но не успела Милена подойти к лежачему, как тот, приподняв голову, обнажил зубы и угрожающе зарычал.
— Пальма, Пальма, — на разные голоса заворковали Жужелицы, окружая лежащего плотным кольцом. — Молодчина, Пальма. Славная собака.
Заслышав кличку, мужчина тихонько взвизгнул. К нему потянулись руки, одни гладили ему спину, другие голову. Тот при этом начал поскуливать. И не только: он еще и пытался вилять воображаемым хвостом. А затем от неудержимой, воистину собачьей радости звонко тявкнул. Радостное волнение было таким, что он не смог сдержаться — под животом на снегу образовалась округлая лужица. Человек-Пальма признательно лизал окружающим руки.
— Пальма, Па-альма, — сердечно улыбался Король, похлопывая его по боку, — добрая собачка.
Человек радостно гавкнул.
— Наверно, надо вызвать врача? — спросила Милена.
Король покачал головой.
— В пепле люди, — произнес он, медленно, как в забытьи оглядываясь по сторонам. — Падает пепел.
— Что? — уже совершенно одурев от происходящего, переспросила Милена.
— И они позволяют умереть, — вещал тот с улыбкой, словно лицезрея что-то приятное.
Где-то на улицах вразнобой ударило несколько колоколов:
«Врача-а, врача-а…»
— Пальма, Пальма, Па-альма, — ворковали между тем Жужелицы. Согнувшись, они с усилием подняли лежащего со снега и потащили. На лице у человека застыли слезы. Жесткий, негнущийся, как доска, заскорузлые пальцы скрючены.
Милена тоже сделала было шаг — помочь, но что-то ее остановило.
«Опасно. Болезнь», — послышалось в ухе знакомое нашептывание.
— Да ну тебя к черту, — сердито пробормотала Милена и, потеснив пару Жужелиц, подхватила Пальму под локоть.
Процессия нырнула в гостеприимный сумрак Лик-стрит. Ворота Кладбища отворились как бы сами собой. Вместе с остальными Жужелицами Милена ступила под темные, пахнущие людьми своды.
«Милена, Ма, Милена, — дышала эхом темнота, — Пальма, Пальма, Пальма».
У Милены в ладони были теперь новые клетки. Ей их вживили тогда же, когда сделали Терминалом. По ее желанию клетки могли ярко фосфоресцировать. Она подняла руку; из ладони брызнул довольно яркий луч, осветив Кладбище.
Пришли в движение мертвые некогда костюмы, успевшие, оказывается, за это время ожить. Тут были короли и придворные, плясуны-цыгане и стрелки Робин Гуда. Мелькали мантильи с кружевами из черного пластика и бальные наряды из дешевого цветного нейлона — весь ассортимент искусственных тканей, который могли позволить себе носить Жужелицы, эти сверхчуткие слухачи.
Общий круг Жужелиц расступился, принимая в себя человека-собаку — обогреть, приласкать. Одновременно с тем все они с синхронной четкостью наклонили головы, глядя на Милену. Здесь, в своем обиталище, их было достаточно много, чтобы не пасовать перед напором человеческого сознания. Озарившись одновременно приязненными улыбками, они в такт — с левой ноги — сделали шаг в сторону Милены.
«Помоги, — обратились они синхронно всем своим тысячеголосым множеством. Милена почувствовала это теменем, где у нее находился терминальный шрам. — Помоги, Ма».
— Как? — несколько растерялась она.
— Расскажи им, — просили Жужелицы.
— Рассказать? О чем?
— О линиях, — с единой интонацией выдохнул тысячеголосый хор.
Милена смолкла, представляя, каково это — довести до людей эту новость. Поведать, что Жужелицы — именно они — воспринимают то, что чувствуют Ангелы Консенсуса.
— Хорошо, — заверила она. — Я это сделаю.
— Радости тебе, — выдохнули Жужелицы хором и разом же вытянули руки ладонями вверх. Это означало: «Держись от нас обособленно. Мы доверяем тебе свидетельствовать за нас, поскольку ты к нам не принадлежишь».
«Цветы. — Лица Жужелиц вновь озарились синхронной улыбкой. — Цветы света».
В едином жесте — большой палец, соединенный с указательным, — каждый из них протягивал ей незримый цветок.
Милена отправилась в космос никому не известной, а возвратилась знаменитостью. На уже иную Землю, и в иную сущность.
СВОЙ ВИЗИТ В КАФЕ «Зоосад» Милена вспоминала нечетко. Слишком уж богатыми оказались те дни на встречи, события.
«Милена, Милена, — выговаривала она себе, — как же ты долго занимала себя той оперой». Когда она вошла в двери, в нос прежде всего ударил запах кофе. Стояла духота и сутолока.