Детство Александра Пушкина
Шрифт:
«Арапчик – рябчик»
Смеркалось. Осенний ветер, разгулявшись по московским дворикам, срывал с деревьев золотую листву. По Малому Козловскому переулку, подняв воротник длинного чёрного пальто – редингота и надвинув цилиндр, шёл сенатор Иван Иванович Дмитриев. Путь его был недалёк – всего несколько домов. Он направлялся к своему другу Сергею Львовичу Пушкину, жившему с семьёй в том же переулке. Занимая солидные государственные посты, важным делом своей жизни Дмитриев считал сочинительство. Он с удовольствием писал стихи, сказки, песни, сатиры, басни, эпиграммы и слыл острословом. На почве любви к литературе он и сошёлся с Сергеем и Василием Львовичами Пушкиными, когда служил ещё в Петербурге. Переехав в Москву, Иван Иванович серьёзно увлёкся их умной и обаятельной сестрой Анной Львовной, но его предложение руки и сердца она отвергла. Вряд ли причиной тому внешность Дмитриева, чьё лицо рябовато: в юном возрасте он переболел оспой. Просто его избранница обладала весьма самостоятельным характером и замуж не собиралась, предпочитая жить уединённо в собственном особняке. Впрочем, родных, немногих друзей и в их числе Ивана Ивановича она всегда любезно принимала у себя. Он вскоре утешился, больше не ища её руки…
Вот и знакомые ворота. Гость вошёл во двор, потоптался возле двери, вытирая ноги, и позвонил в колокольчик.
«Милости просим, Ваше превосходительство, – радушно приветствовал его молодой слуга Вася, принимая пальто и цилиндр. – Заждались Вас. Анна Львовна покуда для гостей на клавикордах играют».
Иван Иванович подошёл к открытым дверям гостиной и, опершись на дверной косяк, стал слушать живую, эмоциональную игру Анны Львовны. Когда она кончила, Дмитриев присоединился к общим аплодисментам и, войдя, стал всех приветствовать. Перецеловав ручки дамам, он не обошёл вниманием Олю. Рядом с сестрой стоял Саша. На фоне небрежно лежащего воротника белой рубашки лицо мальчика, сохранявшее летний «захаровский» загар, казалось особенно смуглым, а каштаново – рыжеватые кудри тёмными. Взглянув на Сашу, Дмитриев воскликнул:
– Смотрите, какой арапчик!
– Зато не буду рябчик! – тотчас услышал он в ответ.
Мать метнула гневный взор на сына, не найдя сразу, что сказать на такую выходку. На секунду в гостиной водворилась тишина. Напряжение разрядил сам Иван Иванович, который давно уже философски относился к своей наружности и умел ценить шутки и каламбуры.
– Хо – хо – хо! – захохотал он, – Арапчик – рябчик! Забавно! Серж, а сынок – то в Вас пошёл! Острослов! Хо – хо – хо!
И Надежда Осиповна рассмеялась вместе со всеми.
– Тяв – тяв – тяв! – весело отозвалась Жужутка, не слезая с Олиных колен.
– Ну, а Вы, мадмуазель, чем нас порадуете? – спросил Дмитриев у девочки, обращаясь к ней с подчёркнутой галантностью.
– Ольга, принеси рисунки, – подсказала мать.
Сестра отдала собачку Саше и вышла за рисунками.
Пока она ходила, Надежда Осиповна привела из детской своего любимца Лёвушку, белокурого кудрявого малыша, похожего на ангелочка. Тот мило лепетал малопонятные взрослым слова, послушно хлопал в ладошки, когда няня пела ему: «Ладушки, ладушки! Где были? У бабушки!..» Лёвушке нравилось всеобщее внимание и похвалы взрослых.
Тем временем Оля принесла несколько рисунков.
– Это твоя моська? – спросил Василий Львович, рассматривая «портрет» Жужу. – Очень похожа!
– Смотрите, как хорошо кота нарисовала! – присоединился к похвалам Дмитриев. – Трифон, кажется? Модный «господин»!
– Пейзаж весьма недурно получился, – заметил друг дома граф Ксавье де Местр, учёный, поэт и хороший художник.
– Это наше Захарово, – пояснила Оля.
– Надо развивать Ваш талант, мадмуазель. Кто Вам рисунок преподаёт?
– Сашин гувернёр мсьё Монфор.
– Ежели желаете, я тоже могу давать Вам уроки рисунка и живописи.
– О, мерси боку, мсьё, – обрадовалась девочка.
Тем временем малыш, сидя на коленях у матери, зевнул и начал хныкать.
– Баиньки Лёвушке пора. Иди, мой сладенький, к няне, – Надежда Осиповна нежно поцеловала младшего сына, отдала его Арине Родионовне и озабоченно спросила: – Что Коленька?
– Уснул, барыня. Жара уж нет. Поправляется, – ответила няня и вышла укладывать Лёвушку.
– Слава Богу! – отлегло от сердца у матери. – Продолжим наш вечер, господа.
Начиная игру в вопросы и ответы, она первая спросила мужа:
– Серж, в чём сходство между Вами и солнцем?
– Нельзя без гримасы глядеть на нас обоих, Надин!
– Браво! – воскликнул Дмитриев.
– Правда ли, мсьё Пушкин, вы, русские, едите медведей? – язвительно спросила полная дама, знакомая Елизаветы Львовны, недавно приехавшая из Варшавы.
– Нет, пани, мы едим коров, вроде Вас! – парировал Сергей Львович.
– Чей род древнее: Пушкиных или Сонцовых? – задал он в свою очередь вопрос толстяку Сонцову.
– Сонцовых, разумеется. Сон был известен вселенной, когда ей о пушке ещё и не снилось! – ответил находчивый Матвей Михайлович, ничуть не уступавший шурину в острословии.
– Браво! – похвалил зятя Василий Львович. – Элиза, сыграй в честь супруга что-нибудь торжественное.
Пока звучал марш, расторопный повар Алексашка подал всем чай с расстегаями. Почуяв запах рыбы, Жужу очнулась от дрёмы. Рядом с Олей сидел Михаил Николаевич Макаров, выпускник Московского университета и начинающий писатель. Заслушавшись игрой Елизаветы Львовны, энергично бравшей последние аккорды, он рассеянно обронил пирожок. Моська мигом спрыгнула с Олиных колен, схватила «добычу» и утащила под стол. Дядюшка в шутку попытался отнять у неё расстегай, но Жужу на него так сердито заворчала, что насмешила всех. Когда, оставив на полу горку крошек, моська кончила трапезу, Василий Львович взял её на руки и, слегка поглаживая блестящую кремовую шёрстку, начал мастерски декламировать свою басню:
Собачку Лев любил —И все тогда её ласкали,Лисицы в гости звали,Медведи кланялись и тигры уважали;Спесивый даже слон Собачке другом был,И хоботом своим огромнымТо на спину сажал, то гладил он её.Надеяться нельзя на счастие своё!Судьбам угодно было злобным,Чтоб царь зверей сослал любимца своего;Любимец изгнанный не стоит ничего.Все стали клеветать насчёт Собачки бедной,Что ум она имеет вредной…– Александр, продолжай! – кивнул дядя племяннику, отдавая ему моську. Он знал, что мальчик читал его басни в журнале «Вестник Европы». Саша подхватил «эстафету»:
…Лисица голос подала,Что будто так Собачка зла,Что гнусную на Льва сатиру сочинила;Медведь всех уверял,Что две сатиры он читал,И что всю истину Лисица говорила,А Заяц побежал(В том зайцев вся и сила),Не выслушав конца, рассказывать везде,Что было, как и где. —И мы, как звери, поступаем:Нередко зло ко злу нарочно прилагаем.