Детство. Автобиография… почти. Книга первая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»
Шрифт:
– Куча вызовов. Тем более выходные дни.
«Выходные дни – подумал Евграфий – Точно! Вот из-за чего мне так не спалось. На выходных я уже не могу обойтись без работы и поэтому хуже засыпаю, хуже ем, да и вообще настроение отвратное. Не могу уже обойтись без своих психов!»
После ухода «скорой» в палате остались только персонал самой больницы, да человек в классической «тройке» с небольшим портфелем и планшетом в руках.
«Следователь», –
– Словно и не мертвый вовсе, – произнес заведующий, не сводя с усопшего глаз.
Белов Игнат Андреевич. Его в психбольницу поместила собственная жена за буйное поведение. Несколько раз ей давали от ворот поворот, но все же однажды ее жалобы взяли верх и мужа упекли по всем показателям. Оказалось, совершенно правильно. Игнат вел себя как настоящий псих: бросался на медицинских работников, кусался, плевался, ломал мебель и совершал неоднократные попытки членовредительства с предполагаемым последующим летальным исходом.
«Неужели на этот раз добился своего?»
– Вы Евграфий Порфирьевич?
– Да. Он самый.
– Меня зовут… Я следователь по вашему делу, и если вы не возражаете, хочу немного осмотреться. Как раз после полного обследования вашими коллегами представилась такая возможность.
Мужчина достал из кармана пластиковую визитку с номером полицейского участка, городским телефоном и передал ее Евграфию.
– Нет-нет, конечно, комната в вашем полном распоряжении.
– Вы еще не сообщали родным или близким этого человека о постигшем их несчастье?
– Нет. Пока еще нет.
– Не сообщайте. Я должен провести здесь расследование. Это займет день-два. Очень вас прошу!
– Хорошо. Я повременю с этим, – озадаченно произнес заведующий. – Но… «скорая» констатировала летальный исход без наложения на себя рук. Не так ли? Или я чего-то не понимаю?
– Все так, Евграфий Порфирьевич, но есть некоторые моменты, которые могли ускользнуть от ваших коллег и от вас самих. Если вы не возражаете, я хотел бы осмотреться здесь наедине.
– Конечно-конечно, не буду заставлять вас просить о подобном дважды. Идемте! – сказал он своим работникам и закрыл перед собой дверь.
Раздав незначительные указания и спросив о самочувствии остальных пациентов больницы, Евграфий направился к выходу и практически у самого лифта, где располагался стол регистратора, помимо Лизы обнаружил сидящую там же Аглаю Геннадиевну. Остановившись, он с упреком посмотрел в ее старческие, грустные, утомленные глаза.
– Я, конечно, понимаю ваш возраст и те годы, которые вы здесь проработали, но нужно быть сдержаннее, осмотрительнее и не так скоропалительнее в своих выводах. Я еще могу понять молодое поколение, – указал он на осунувшуюся под праведным гневом Лизу – но от вас я ожидал такого меньше всего.
– А что сразу я? Я сунулась в палату, а там тихо. Убрала, вымыла, а
– Семь раз отмерь – один раз отрежь! Знаете такое? Это вас обеих касается. Значит расклад такой: тебе, Лиза, строгий выговор со всеми последующими лишениями и запятнанными характеристиками, а вам, Аглая, думаю, придется поискать новое место работы!
– Батюшки-святы, да как же так? – взмолилась женщина.
– Евграфий Порфирьевич, простите меня, пожалуйста! Я же не специально все это подстроила! Как же я без медицины? Родители не перенесут этого!
– Раньше нужно было думать.
Мужчина уже развернулся, уже почти ушел, почти вошел в открытые двери лифта, как что-то щелкнуло у него в мозгу и заставило остановиться. «Записки сумасшедшего – пронеслось у него в голове - Где-то я уже встречался с подобным. Уж не у Сальвадора Дали?» Он вернулся и аккуратно заглянул под стол регистратора. Там, у ног девушки, аккуратно перевязанные, стояли стопкой общие тетради в девяносто шесть листов. Достав кипу, мужчина поставил ее на стол перед лицом изумленной и смутившийся Лизы.
– «Записки сумасшедшего», – прочитал он надпись, растянувшуюся по всем корешкам – Что это такое?
– Это… тетради… – прощебетала девушка.
– Какие такие тетради? Откуда?
– Аглая Геннадиевна принесла.
– Аглая? Вы-то где их взяли? – обратился он к уборщице.
– А что я? Опять крайней сделали? У психа у этого вашего… у покойничка у самой двери стояли аккуратно сложенные и перевязанные, как сейчас перед вами. Мусор, поняла я. Он всегда так хлам свой выставлял, когда собирался от него избавиться. Вот я и прихватила на вынос, а вот Лизка заинтересовалась. «Дай погляжу!» сказала.
– Откуда у психов свои вещи? Ладно, вернемся еще к этому вопросу. А вы сами не поинтересовались, что в этих тетрадях написано?
– Это еще к чему? Мусор он и есть мусор. Что в нем полезного?
– Ну, теперь точно уволю всех!
Схватив связку тетрадей, Евграфий невзирая на все причитания и мольбы все же стал в лифт и, спустившись, вышел на улицу и быстро сел в «москвиченок».
– Нет, точно все бабы дуры!
Выжав сцепление и тронув коробку передач, он въехал во тьму улицы и быстро растворился между домов, свернув с главной дороги.
«… Богородица, Пресвятая Дева Мария, спустившаяся ко мне этой ночью и давшая указания, избавила меня от страха и телесных недугов. Только благодаря Ней я почувствовал полную безмятежность и Веру. Веру в то, что все сделано правильно! Веру в то, что все должно быть так, как есть сейчас! Только прочитав с первой страницы моей «летописи», можно понять, что творилось у меня на душе и к чему это привело. Только так можно узнать меня и то, что я из себя представляю…»