Детям (сборник)
Шрифт:
– Почему же? Ваш чудный Джек может побить Грома…
– Вас просят, – доложил лакей Васильковскому.
Наездник Петров почтительно докладывал ему что-то.
– Так… так… ну что же… пусть едет… очень хорошо… Какое дело, господа, – обратился Васильковский к членам. – Мой Петров передал мне, что не может скакать на Мэри…
– Отказывается? Значит, она не пойдет?..
– Почему же? Нет, она не отказывается… На ней поедет… – он остановился, – сам старый Числов!.. Просит позволить ему скакать…
– Федор Числов?.. Он?.. Он?! – раздались голоса.
– Да, господа… этот старик… Он ведь готовил Мэри… Ведь эта лошадь его, как вы знаете… Надо доставить старику удовольствие вспомнить прежнее время.
– И с треском провалиться?.. – весело засмеялся Запольский. – Упорный старикашка!
Он смеялся непринужденно, покусывая сигару.
– Пусть его возьмет третье место, – сказал Грибский. – Да, когда-то был знаменитым жокеем… его недаром боялись…
– Хорошо-с, – сказал председатель. – Прикажите переставить фамилии.
– Что такое? Что?.. – заволновались трибуны. – Снимают кого-то… Мэри не идет?.. Нет, это Петрова вытащили… Кто же поскачет?
Бинокли следили. К высокой железной раме, где висели дощечки с номерами лошадей и фамилиями жокеев, подошел конюх и снял Петрова. Остался пустой номер 6.
– Да кто же поскачет? – шумели в трибунах.
– Федор Числов!.. Числов?.. Кто? Какой Числов? А-а… это тот… Запольского бывший… А говорили, он умер… Вот так «умер»! Помните, еще провалил Цезаря…
– Ага! Так это он, старина?.. Лавры Гальтона соблазнили… Ну посмотрим!
В общем, публика отнеслась безучастно: Числов уже был забыт, так как Гальтон затмил всех.
Дали первый звонок.
Доннн!..
Лошадей звали на круг. На трибунах притихли. Вдали от конюшен показалась первая лошадь. Синий камзол с белой лентой.
«Гром!..» – пробежало по трибунам. Черный как уголь, с белым пятном на лбу, вразвалку шел Гром. Он выбрасывал в стороны свои на взгляд тяжелые ноги. Маленький Болотников чуть виднелся из-за крутой головы: он сильно откинулся, сдерживая своего гиганта.
– Здорово, Болотников! Держись бодрей! – крикнуло несколько голосов.
– Жаннет! Вон Жаннет… на повороте!.. Видите, красный камзол, желтые рукава… Это Кэт едет…
– Браво, Жаннет, браво!..
Вся белая, подтянутая, точно борзая, проходила Жаннет легким галопом. Она порхала снежинкой.
Тощий, с красным лицом, пронесся Кэт, жокей Грибского. Он сегодня взволнован: предстоит борьба с Лэди.
– Браво, Кэт!
Кэт осадил «снежинку», нагнулся, что-то поправил, уронил хлыстик. Конюх подал ему. Кэт прощупал шею Жаннет, надвинул картуз и понесся к беседке.
Белый камзол, с зеленой через плечо лентой, сверкнул на дальней стороне круга: гнедая, плотная, точно свинцовая лошадь скакала к трибунам.
– Пуля идет, как машина!.. Чего он гонит ее, этот Чванов? Чванов, не гони-и!.. – зашумели трибуны. – Как мешок сидит…
Танцуя, приближается Лэди… Она неспокойна: конюха держат ее. Все ближе, ближе… Вот отскочили в стороны, и Лэди пошла ровным, легким галопом, мотая тонкой головкой. Темно-рыжая, с белой головкой, она очень эффектна. Гордая шейка закинута и прижата к широкой груди. Белоснежный Гальтон хлыстом щекочет Лэди под шейкой.
– Она! Браво, Лэди! Браво, Гальтон!..
Англичанин гордо смотрит в толпу: он так уверен в победе. Плотная фигура графа показывается у беседки. Он трогает Лэди за холку, щупает ноздри затянутой в перчатку рукой.
– Как она?.. Вы уверены? – тихо говорит он Гальтону.
– Еесс… да… – говорит англичанин. – Лэди в порядке…
– А Мэри?..
Англичанин поправляет картуз.
– Мэри?.. Нэт… нэт… ви увидит… она не силный лошадка… У старика дрожат руки… я видел…
Он улыбается и пускает Лэди галопом.
Быстро промахнул рыжий Джек, бросился в сторону и чуть не скинул жокея в зеленом камзоле. В публике смех. Прошла Крошка Каминского.
– А это кто? Мэри? Золотистая… белые ноги… Что она топчется так? Пошла… пошла… Да она меньше всех! Она сейчас сбросит эту старую рухлядь! Смотрите, как идет!.. Да она не хочет идти!..
На повороте, влево, светится желтый камзол с алой лентой. Красный картуз едва виден.
– Вон старый Числов!.. Ишь согнулся, как ерш!..
– А хороша Мэри!.. Как пчелка, право…
– Нет, какова она рядом с Громом!.. А старик куда лезет?.. Ну, пусть потягается…
Опустив сухую головку, боком подвигается Мэри, выбрасывая белые ножки. Дрожь пробегает по ней. Согнувшись, проезжает Числов трибуны. Его тянет взглянуть в черное море голов, туда, где когда-то с восторгом выкрикивали его имя, где теперь так невнятно гудят голоса. Перламутровый хлыстик крепко зажат в дрожащей руке; упрямо, не отрываясь, смотрит старик в подрагивающую золотистую гривку. Он слушает… Точно застыло сухое лицо, пузырем вздувается желтый камзол на спине.
– Фью… фью… – как удары хлыста по лицу, упали с трибун два-три свистка: старые «друзья» приветствовали старого жокея.
– Как заяц на заборе!.. Да он разучился сидеть!.. Он совсем сполз на шею!..
– Еще бы!.. Это его старая посадка… он хитер, старина! Не упади, старик!..
Старый жокей слышит. На лбу выступил пот, дрогнул хлыстик, натянулись поводья и остановили Мэри. Опять это давно знакомое ощущение приятного страха, но это скоро пройдет… «Подождите, Мэри зажмет вам глотки!.. – думает старый жокей. – Ну же, Мэри, ступай!..»