Девчонки и мальчишки
Шрифт:
И тут я, продвинувшись к шалашу на несколько шагов, тихонько завыл:
— У-у-ы-а!
— Кто там? — спросил Лешка, загородившись ладонью от костра.
— Э-ы-ы-у-у!
Я думал, что сейчас Лешка завопит: «Караул! Спаси-ите!», но дальнейшее произошло в одно мгновение. Такой прыти я от Лешки не ожидал. Он схватил наш тяжелый «дрын», подскочил ко мне и поднял его над головой.
Я едва успел произнести: «Это я, Лешка!» — и юркнуть в кусты, как Лешка с размаху хряпнул дрыном по земле, по тому месту, где я только
Не увернись я вовремя, эта шутка могла бы кончиться очень печально.
И все из-за того, что я предполагал, что Лешка остался прежним.
Корень женьшень
Как внезапно началось наше житье-бытье в шалаше, так оно внезапно и кончилось.
Однажды Владимир Сергеевич уехал с утра в Москву, в Геологическое управление, за прогнозом для артезианской скважины, и вдруг, вернувшись оттуда раньше времени, он вынул из кармана телеграмму и вслух прочитал:
— «Из Красноярска. Через десять дней уходим тайгу. Ждем». — И добавил: — Вот и конец, друзья-приятели! Ну, что скажете?
— Уже, значит, уезжаете? — все еще не веря только что услышанному, спросил я.
— Как видите.
— А… мы куда? — растерянно сказал Лешка.
— На кудыкину гору… — вздохнул Владимир Сергеевич. — Да, не ожидал я таких быстрых событий. Надо уезжать в Москву.
— И это обязательно сегодня? — спросил я.
— Только сегодня! Я еще должен кое-что купить, собраться в дорогу, написать письмо родителям. Значит, так, — голос Владимира Сергеевича стал деловым, — сейчас Лешка начнет собирать вещи, а мы с Юркой пойдем к Коляскину. Я ему сделал прогноз. Но жалко, что не успел составить проект скважины.
Я чувствовал, что Владимиру Сергеевичу уже не до нас. У него был озабоченный вид, и мне казалось, что между нами и им уже легла какая-то невидимая черта. Он — уже занятой человек, а мы — мы что? Мальчишки! Он уезжает в большой мир поисков и строительства, а мы остаемся под крылышками своих родителей. Но вот что интересно: если бы раньше до нашего приезда на Оку Владимир Сергеевич встретил бы меня на улице и сказал: «А знаешь что? Поедем со мной в тайгу!» — я бы, конечно, ни за что не поехал. Одно слово «тайга» звучало для меня пугающе. Но сегодня я бы махнул рукой на дом, на родителей, на город и своих друзей, но только бы остаться с Владимиром Сергеевичем и поехать с ним в тайгу.
Наш визит в деревню был неудачным. Мы там не застали ни Коляскина, ни Зойки. Коляскин уехал в район, а Зойка отправилась на пляж.
В правлении Владимир Сергеевич оставил записку: «Товарищ председатель! Вода у вас будет хорошего качества, дебита, то есть количества воды, хватит на тысячу лет! А возьмете вы воду с глубины 70–80 метров. Это удовольствие будет не слишком дорогое. Желаю успеха!»
Мы пошли на Оку.
Владимир Сергеевич то говорил, что времени у него в обрез, а то теперь полетел зачем-то на пляж.
Мне было очень горько, что вот так быстро пронеслась наша золотая привольная жизнь, и мне хотелось помечтать о таком же житье-бытье на будущий год, а он… Он думал о Зойке! Сегодня вечером мы уже будем в Москве, и кто знает, когда нам доведется опять встретиться? И никто не отпустит нас без Владимира Сергеевича в шалаш.
Когда мы подошли к реке, то увидели, что Зойка сидит на песке, а поодаль, метрах в пятидесяти от нее, резвятся На-Гарики. Нарик пытался сделать стойку на руках, а Гарик хватал его за ноги. Они не замечали нас из-за ивовых кустов.
Владимир Сергеевич замедлил шаг, посмотрел на меня огорченными глазами и спросил:
— Ну, будем к ней подходить?
— Конечно, будем, — сказал я. — Ведь надо же с ней попрощаться! И этих бы за шкирку потрясти!
— Идем! — решительно сказал Владимир Сергеевич.
Зойка была в синем шерстяном купальном костюме и красной резиновой шапочке.
— О, здравствуйте! — радостно сказала она, вскочив с песка. — А я, Владимир Сергеевич, сейчас к вам заходила в шалаш. И мне Лешка сказал, что у вас какая-то новость. Давайте купаться!
— А у нас уже времени нет, — сказал я. — Мы прощаться пришли. Мы сегодня уезжаем. Владимир Сергеевич получил телеграмму.
— Как уезжаете?! — отступила на шаг Зойка, и я увидел, что у нее дрогнули губы.
— Очень просто, — улыбнулся Владимир Сергеевич, — я — в тайгу, а они — домой. Скажите, Зоя, а это мыло ваше?
Зойка подняла с песка кусок туалетного мыла, завернутого в газетку.
— Мое! Пожалуйста!
Владимир Сергеевич кивнул мне на мыло: «Разверни!» — а потом подошел к Нарику и без всякого предупреждения известным приемом схватил его за руку на излом.
— Ой, — закричал Нарик. — Что вы делаете?
— А мы рассчитываться пришли! За шубу, за мед! И ты, Гарька, иди сюда.
Но щупленького Гарьку точно ветром сдуло. Он умчался в деревню.
Нарик было попытался вырваться, но Владимир Сергеевич чуть-чуть нажал ему на руку, и тот почувствовал, что сопротивляться бесполезно.
— Ну, гадюка! — подошел я к Нарику. — Ты что тогда надо мной во ржи измывался, а? — И я его схватил двумя пальцами за нос.
— Уйди… — прогнусавил мой враг.
Я хотел Нарьку хлопнуть по щеке, но, взглянув на Зойку, постеснялся.
Владимир Сергеевич завел Нарьку в воду и приказал мне намылить ему голову. Я думал, что мы этому типу таких шишек-банок надаем, что он век будет помнить. Но Владимир Сергеевич казнил его остроумнее: я, как заботливая мать, намыливал ему голову, а на берегу отчаянно смеялась Зойка.
Потом Владимир Сергеевич со словами: «Теперь смывайся!» — дал пинка Нарьке, и тот бултыхнулся в воду.
— А может, ему еще добавить? — сказал я.