«Девианты»
Шрифт:
— Олежек, что тут у вас за базар-вокзал? — капризно протянула Инна, наваливая себе на тарелку гору селедки под шубой. — А холодец домашний? Обожаю! Горчичка есть? А это что за хрень намешана? Форшмак? Баушка, давайте сюда всю тарелку! — засучила она руками в направлении Анны Петровны.
В веселье возникла неловкая пауза. Всем хотелось продолжить праздник, но никто не знал, будет ли уместно провозгласить тост или отпустить шутку в тот момент, когда на глазах у Кориковой не высохли слезы, когда Стражнецкий рассматривает в зеркальце фингал под глазом, а Ростунов
— Кис, прослушал, как тебя зовут. Потанцуем?
Все с интересом воззрились на странную парочку. Антон был хорошо сложен, но, дай Бог, дотягивал до 175 сантиметров. Инна же была монументальна — около 180 ростом, и то, что называется, кровь с молоком. И вот надо же, они преспокойно затоптались в танце.
— Э… А где Петр Данилыч? А Влад? — немного оторопев, но быстро взяв себя в руки, обратился к Стражнецкому Кудряшов.
— Да Влад разобиделся на Юляху с Маринкой и свалил, — нехотя пояснил тот. — А Череп с Анжеликой, по-моему, пьют на верстке. А это, что, твоя подруга? — он кивнул на Инну.
— Да так…
— Не знал, что ты таких любишь… А Филатыч у меня еще поглотает кровавые сопли. Теперь не знаю, как к Алинке подойти с этим фингалом, — жалился Кудряшову Стражнецкий. — Слышь, скажи ей, что я буду через пять минут ждать ее в курилке. Поговорить надо, а светиться не хочу. По-моему, Филатыч ревнует не по-детски…
Алина с готовностью откликнулась на предложение Олега потанцевать. Обняв ее, Кудряшов поймал себя на том, что его тянет, очень тянет к ней. Но тут же в его сознании всплыло лицо Яблонской, и по двум движениям ее губ он явственно считал слово: „Ввалю!“. Соблазн мигом рассеялся.
— Алин, а можно личный вопрос? — щепнул Олег, в романтичном молчании протоптавшись с Кориковой до припева. — Скажи, почему ты хочешь, чтобы я уволил Серегу?
— Серегу? — Алина сделала непонимающие глаза. — Ах, ты все об этом… Но я, кажется, понятно объяснила, Олег. Он играет серьезными вещами и не понимает, что это отражается на живых людях…
— Ну хорошо. Серега своими дурацкими играми, сам не желая того, выжил Яну. Но почему ты тогда не настаиваешь на возвращении невинно пострадавшей Яблонской, но требуешь увольнения Сереги? Нелогично.
Подкрепляясь тарталетками с оливье, Стражнецкий удовлетворенно наблюдал за беседой Алины и Олега. „Отлично, отлично, все идет как по маслу. Вот он шепнул ей то, что я просил, она тут же сделала удивленную физию — ну естественно, без этих сцен они никак. Но вижу, все на мази. Поедем к ней? Но у нее, кажется, ребенок. Или к Олегу напроситься? Влад говорит, он безотказный. Но он-то безотказный, а вот она может не согласиться — у этих баб всегда какие-то глупые условности, сверхсекретность… Да и Олегу сегодня квартира явно понадобится, не зря же он эту толстуху притащил. Хотя она, того гляди, переключится на Антошу…“
— Сказала „а“ — говори „бэ“, — тем временем
Алина молчала.
— Серега, давай еще медляк! — крикнул Кузьмин. Он никак не хотел снимать рук с кустодиевских боков Инны. Верстальщик в третий раз завел „Отель Калифорнию“ и пригласил рыжеволосую Юлю.
— Ну? Что молчишь? — азартно допытывался тем временем Кудряшов у Кориковой. — Не согласна? Ну, тогда все понятно. Эти штучки вы с Серегой вместе придумали, чтобы Янку подставить. Серега в тебя втрескался, а ты этим воспользовалась. Решила чужими руками жар загрести. Так? А сейчас дело сделано, и Серега тебе как бельмо на глазу. Живое напоминание о грешках молодости. Так ведь? Вот ты и решила мне его сдать.
— Пусти, я устала, пойду попью водички, — наконец, выдавила Алина и решительно разомкнула объятья Олега.
„Вот и расследованию конец, — подумал Кудряшов, у себя в кабинете наполняя стаканчик доверху водкой. — И как скучно все, оказывается. Преданная Алиночка просто свела счеты с Янкой. Дурак Серега подвернулся ей очень кстати. Прихвастнул ей по пьяни, какие он штуки он умеет проделывать, а она зацепилась. Стала его подначивать… А чего не сделает влюбленный пацан, тем более, такой идиот как Серега? Как все просто, оказывается! И как мерзко“ — и Олег поднес к губам стограммовку.
Он сделал первый глубокий глоток, как вдруг его пронзила беспокойная мысль. „Но в тот-то вечер, 31 октября, Сереги в редакции не было! Он покинул здание в 18.15. — это подтверждают данные службы безопасности. Что же тогда? Он верстальщицу Марину, что ли, подговорил ляпы внести? Нет, слишком мудрено. Тогда что — сам вернулся по чьему-то чужому пропуску? Или на этот раз ввиду ответственности операции в редакцию возвратилась сама Корикова? Стоп-стоп, где же моя распечатка от Витьки-охранника?“
Олег поставил стакан и энергично закопошился в сумке. Куда же он положил эту бумажку? Или, не дай Бог, выкинул случайно? Отшвырнув барсетку, Олег рванул на себя ящик стола. Он смутно почувствовал, что лед тронулся. Еще пара шагов впотьмах — и он увидит свет. Папки, файлы, бумаги, пресс-релизы, договора — все полетело на пол. Черт! Где же распечатка?!
— Что-то ищешь, Олег? — в кабинет заглянул Стражнецкий.
— Да так, решил перед новым годом инвентаризацию провести, — брякнул Кудряшов первое пришедшее на ум. Причем, слово „инвентаризация“ далось ему с некоторыми затруднениями.
— А я водки принес. И воблой меня Леха угостил. Вы ему, кстати, намекните, чтобы дезодорант купил. Ну невозможно… Только без передачи, ладно? Можно я этот листок возьму, рыбу разделаю? — и Стражнецкий потянул с подоконника, заваленного бумагами, первый попавшийся лист.
Олег сидел и, совершенно опустошенный, тупо смотрел перед собой. А Костик — пусть с фингалом, зато со стильной стрижкой и в модном джемпере в сине-оранжевую клетку— методично расчленял рыбешку и убаюкивающим голосом говорил: