Девочка для Генерала. Книга первая
Шрифт:
— Вызывай парней.
Его снова проводили в камеру. День, много посторонних в отделении. Мельтешат. с любопытством на него смотрят. Да ради Бога, ребята, на здоровье. Любопытство даже хорошо, если оно не праздное и уметь его направить в нужное русло.
Конечно, а тут опальный генерал. Обвиняемый в хищении нескольких миллиардов рублей. Найденных на одной из его квартир. В мешках.
Особенно возмутило общественность то, что деньги находились в мешках. Пресса раздула до неимоверных масштабов. Мол, генералы воруют столько, что не хватает банковских ячеек, приходится хранить в специальной квартире.
Лишь бы читали, тиражи росли, остальное — побоку. Некоторым очень активным быстро заткнули рот.
Не туда сунулись, ребята.
Ине к тем.
Как говорят в России: если кого-то сажают, значит кому-то это надо.
Руслан, выматерившись, бросил папку с делом Кати на кровать, скинул с себя футболку и начал тренироваться. Независимо от того. где он находился и в каком состоянии был, тело должно работать. Всегда. Инстинкты хищника, присущие любому солдату, позволили ему выжить там, где другие ломались. От вида крови, от жары, от подставы своих же. От собственной лени. Некоторые забывали, что враги везде. Расслаблялись.
Генерал — никогда. Слишком честолюбивый. Слишком о многом мечтавший. Он всегда был перфекционистом. С самого детства. Стремился, чтобы у него было то, что он хотел. И он знал, как это получить. То самое для себя определившее «самое лучшее».
У каждого оно было своим.
Как и определение слову «счастье».
Руслан отжимался. Потом делал упражнения на пресс. Потом удары кулаками по стене. Разбивая костяшки в кровь. выгоняя дурь из головы. Голова должна оставаться свежей. Незатуманенной, незадурманенной.
А ещё он считал. Умножал числа. Тренировка нужна не только телу.
Час. Именно столько он тренировался минимум каждый день.
Выдохнул, тряхнул головой, отчего капли пота полетели в разные стороны.
И лишь потом Генерал посмотрел на кровать. Его взгляд зацепился за папку.
Что ж, Воробушек, вот пришло и твоё время.
Через пять минут Руслан достал кнопочный телефон, нашёл в адресной книжке нужный номер и нажал на вызов. Дождался ответа и коротко сказал:
— Коваль беспокоит.
Катя умирала.
Она не знала, что с ней происходило. Ничего хорошего — точно.
Она лежала на кровати, свернувшись клубочком, и тихо постанывала.
Как же больно…
Болел низ живота. Сначала тянуло, теперь появились спазмы. Казалось, у неё внутри всё разрывалось.
Она не притронулась к еде, что ей принесли от Коваля. Только пару сладостей съела.
Трусики надела. Без них никак.
Каждое движение отзывалось тяжестью внизу живота. Сначала Катя даже решила. что это последствия ночи с генералом. Не подготовлена и так далее, и тому подобное. Да, было по принуждению, от разрыва девственной плевы она не получила ничего, кроме неприятных ощущений. Но даже она со своей неопытностью понимала: её не порвали, с ней не сделали ничего такого, через что проходили многие другие. Да, без ласки. Насильно. Но не жестоко. Частично на сухую. Опять же — внутренние органы не травмированы. да и крови. чтобы прямо вот очень сильно, не было. Всё в пределах
Тогда почему она с трудом сдерживается, чтобы не заорать?
Про душу и про то, что в ней творилось, Катя не думала. Не та ситуация. Когда ты находишься в следственном изоляторе, как-то не до щепетильности. Катя предпочитала максимально трезво и объективно оценивать ситуацию.
А прошедшую ночь — забыть…
Что было, то было.
Впереди — колония. Там будет пожестче.
Катя очень надеялась на поселение. Вдруг… У неё первое серьезное преступление, ранее она не привлекалась. Ей могут вынести смягчающий приговор.
Несколько лет жизни у неё заберут.
И это правильно. Она же забрала жизнь у другого человека.
Катя зажмурилась. Чей-то отец. Муж Сын. Самое страшное для Кати — увидеть родственников того мужчины. Вот к этому она совершенно не готова. Но на суде придется.
Катя тихо застонала, боль снова резанула, заставив её поджать ноги выше.
Звук открывающейся двери заставил Катю приподнять голову.
Потапов.
Мужчина входил в камеру по-свойски. Распахнул дверь. задержался в дверном проеме, сосредоточив внимание на единственной занятой койки. Потапов находился на довольно приличном расстоянии, и Катя не могла видеть его взгляда.
К лучшему. Капитан сделал несколько шагов вперед. закрыл с глухим стуком дверь.
Кате показалось, что в его действиях проскальзывал сдержанный порыв — он бы с удовольствием хлопнул дверью, да железо с крепкими петлями не позволяло побуянить от души.
Как ни странно, страх не обрушился на девушку, как она думала ранее. Она была готова к визиту Егора Васильевича. Не сомневалась ни на мгновение, что он к ней заявится поутру. Вернее, вызовет. Он же решил снизойти лично.
Потапов прошёл дальше, шаг за шагом приближаясь к кровати Катя. Девушка растерялась. Происходящее выходило за рамки протокола.
Капитан выглядел хуже, чем вчера. Лицо помятое, глаза — дурные. Волосы кое-как приглажены, а вот состояние кителя и рубашки вызывали сомнения в том, что были сменены накануне. Неужели капитан провел ночь в отделении? Всё возможно.
Рабата в полиции подразумевала ненормированный график. Тут Кате было впору рассмеяться над собой. Кого она обманывает?
— Что, Катя-Катерина, хорошую ночку провела под Ковалем? — без прелюдий начал капитан, останавливаясь в полушаге от кровати, возвышаясь над самой Катей, заставляя её чувствовать себя ещё более беззащитной. От Потапова разило перегаром, видимо, похмелился с утра. Почему тогда не ушёл домой? Где начальство? Или руководитель лояльно относится к выпившим сотрудникам?
Господи, ей-то какое дело.
— Доброе утро. Егор Васильевич, — собравшись, поздоровалась с ним Катя, облизнув пересохшие от волнения губы. Она давно хотела пить, но встать не было сил.
Взгляд опухших глаз мгновенно метнулся к её языку, и мужчина оскалился, вызвав у Кати удивление, граничащее с шоком. Если она думала, что видела вчера Потапова во всей красе, сильно ошибалась.
— Доброе, значит, да, Катя? Доброе, спрашиваю? Что, Коваль тебя так оттрахал за ночь, что сил нет ходить и стоять? Ноги поджимаешь, лежишь, скрючившисы! — каждое его слово было пропитано яростью и ненавистью. К Ковалю и к ней лично.