Девочка Грешника
Шрифт:
Задохнулась! И пошла на дно…
Пальцы потонули в его густых и шелковистых волосах на затылке. Язык приветствовал ритмичные толчки его языка. А тело Ромы почти копировало эти движения и каждый раз меня било током при нашем соприкосновении.
Его левая ладонь соскользнула со ствола дерева и прихватила меня за шею. Несильно, но ощутимо. А правая спустилась ниже, неожиданно огладила грудь и легконько сжала ее, выбивая из меня очередной стон.
Потому что это было и не прикосновение вовсе, а словно сигнал для моего тела — вспыхнуть еще сильнее и немедленно.
Атака на губы ненадолго прекращается, но только для того, чтобы пройтись огненной дорожкой по чувствительной коже шеи, а потом спуститься еще ниже. Туда, где все приветственно налилось для него.
— Девочки мои, — шипит сдавленно и со стоном стискивает грудь, а потом через ткань прикусывает напряженные вершинки, и я чувствую, что мои колени превращаются в желе.
— Рома, — скулю я и откидываю голову назад, — о, Господи!
И все это потому, что его горячие губы сомкнулись на второй чувствительной горошинке, пока обе его ладони соскользнули по моим бедрам, задирая подол сарафана и ложась на голые ягодицы. Огладили. Резко сжали. Чуть коснулись кружева нижнего белья.
А затем рванули меня вверх. И вот уже мои ноги обвили его талию, а сам Рома тихо зарычал, вновь врываясь в мой рот с такой страстью, что меня форменно повело и размазало.
И я ему ответила. Ответила как одержимая!
В парке! В разгар белого дня!
Да я спятила, не иначе!
— Рома! — выстанываю его имя, — Пожалуйста!
— Твою мать! — ругается он, прикусывая мою нижнюю губу. Сильно!
— Остановись, — буквально выдавливаю из себя.
— Легко сказать, — с чувственным хрипом выдыхает парень, но все-таки ставит меня на ноги, а потом, со знанием дела, поправляет мой сарафан и приваливается лбом к моему лбу.
Дышит рвано и сбито, его мощная грудь ходит ходуном, а пальцы, вопреки всему, продолжают поглаживать меня под грудью, чуть задевая налитые полушария.
— Не могу, Сонь! Не могу удержаться, — и снова подушечка его указательного пальца проходится по напряженной вершинке, вырывая из меня очередной сдавленный стон.
А затем бы оба вздрагиваем, когда из моей сумочки, раздается громкий звук рингтона. Тут же достаю гаджет и принимаю вызов, пока Рома по-прежнему стоит надо мной, упершись рукой в ствол дерева и прошивает меня своим диким взглядом.
— Да, Мань? — отвечаю я, чуть улыбаясь парню, и на ватных ногах отхожу в сторону.
— София Александровна, ну как вы там? Живы? Здоровы? — с сарказмом цедит в трубку подруга.
— Жива, — бормочу я, — но насчет здоровья делать выводы пока не торопилась бы. Кажется, у меня фляга потекла.
Прикрыла глаза и еще раз мысленно окунулась в тот поцелуй, что только что случился между мной и Ромой. В парке имени Кирова! В субботний день! Жесть…
— Ну, хотя бы ты это понимаешь — уже радует. Но я вот что хотела узнать — сколько мне еще тебя прикрывать?
— Пока не могу сказать, — прошептала я и испуганно прижала пальцы к губам. Потому что, черт возьми, я не хотела, чтобы этот день с Ромой заканчивался так быстро.
Не-а!
— Ладно,
— Угу, — покивала я сама себе.
— И знай, Соня! Ты — дура! — припечатала мне подруга и отключилась.
А я отняла от уха телефон и, глядя в даль, прошептала:
— Я знаю…
Сунула трубку в маленькую сумочку, что болталась у меня на плече и развернулась, практически тут же носом упираясь в грудь Красавина.
Вдох! И сразу же еще один! Полными легкими, пока голова не закружится от его аромата. Он такой таинственный. Властный. Будоражащий. И он бьет по моему сознанию терпкими нотками бергамота, имбиря и грейпфрута, затем раскрывается чувственной розой, цветущей геранью и шалфеем, а под занавес хвойно-дымные оттенки кедра окончательно сводят меня с ума и закидывают в транс.
Его пальцы осторожно скользят по моей талии, поднимаются выше, едва касаясь, пробегают по позвонкам и ложатся мне на шею. Мягко массируют, а потом зарываются в копну волос и с легкой, сладкой болью оттягивают мою голову назад.
Встречаемся взглядами и воздух между нами начинает трещать от напряжения. Еще немного и опять произойдет короткое замыкание. Ох…
— Домой собралась? — спрашивает и языком проводит по моей верхней губе.
— А надо? — веки наливаются свинцовой тяжестью, и я прилагаю титанические усилия, чтобы держать глаза открытыми. Получается откровенно плохо, но я все-таки замечаю, что Роме нравится то, что он со мной проворачивает. Улыбается довольно и еще туже наматывает мои волосы себе на кулак.
— Если ты хочешь…
Минута молчания, за которую он успевает запустить по моему телу табун мурашек, только лишь осторожно прикусив мочку моего уха, а потом я окончательно сдаюсь.
— Не хочу, — бормочу сбивчиво.
— Умница ты моя, правильный ответ, — целует в губы коротко, глубоко и очень жарко, а затем неожиданно отстраняется, кивая в сторону выхода из парка, — идем.
— Куда? — пытаюсь поспеть за ним, но мои желеобразные ноги не желают слушаться.
— На Исаакий. Хочу целовать тебя на колоннаде, — улыбается мне дьявольски и подмигивает.
— Ром, — смеюсь я и качаю головой, — это же самый большой православный храм Санкт-Петербурга!
— Ну и чудесно же, маленькая, — прижимает он меня к себе ближе, — гулять, так гулять! Грешить, так грешить…
Рассмеялся и чмокнул меня в щеку.
А я только глупо хлопала ресницами и с ужасом понимала, что готова идти с ним хоть на край света, лишь бы он только это у меня попросил…
И был собор, и поцелуи на нем тоже были, а еще рядом с Казанским собором и у Спаса на крови тоже. И вот уже в памяти моего телефона осели десятки фотографий, где мы с Ромой. И я на этих снимках такая счастливая, что мне показалось, будто бы не было в моей короткой жизни ничего более сумасбродного, отвязного и приносящего столько положительных эмоций.