Девочка и лев
Шрифт:
Утро выдалось лучше не надо.
Насвистывая, Фок взбежал по тропинке на зелёный бугор, тот самый, на котором он ещё совсем недавно лежал без чувств.
– Сорок одна пробоина в дырявой голове! – выругался Фок и скинул ранец с плеч. Он вспомнил про марку со слоном, которую обещал принести своему другу Чистой Пятке. Неужели он позабыл эту марку дома?
Он положил ранец на траву, опустился на одно колено и стал расстёгивать пряжку.
Вдруг в траве что-то блеснуло. Точно солнечный зайчик в окне.
Фок протянул руку, зачем-то пополз по траве и, зажмурив глаза, схватил выпуклый, вроде луковицы, металлический предмет.
Фок открыл глаза и ахнул.
Часы! Только не такие, как носят на руке, и не те, что висят на стенке. Часы были древние, карманные, с потрескавшимся циферблатом и длинной цепочкой. Фок погладил крышку, даже понюхал толстое стекло. Потом наклонил к часам ухо – они шли! Да, часы тикали, чинно и неторопливо.
«Ну и здорово! – решил Фок. – Это будут их общие часы, его и Чистой Пятки. Настоящий корабельный хронометр! Не всегда же определять время по солнцу и звёздам».
Фок ещё раз послушал, как тикают часы, потёр их о щёку и тогда только вспомнил про марку. Сжимая в одной руке часы, другую Фок запустил в ранец. Марка была здесь, в сложенной промокашке.
Фоку стало совсем весело. Закинув ранец за спину, он обмотал цепочку вокруг пальцев и, размахивая часами, припустился бегом по тропке.
Вот это часы!
– Вот это часы! – сказал Чистая Пятка. Он поджидал Фока на школьном крыльце. – Я таких не видывал.
– Это теперь наши с тобой часы. По очереди. На, держи! – И Фок протянул приятелю часы, а сам полез в ранец за маркой.
– Кто это подарил тебе такие замечательные часы? – спросил учитель Так-Так.
– Никто не подарил, – просиял Фок. – Их в траве кто-то посеял, а я нашёл.
Учитель Так-Так задумался и отшвырнул камешек носком ботинка.
– Так-так, прелестно! Если ты их нашёл, – произнёс он, поднимая и опуская указательный палец, точно решал задачу, – значит… значит, часы кто-то потерял.
– Пускай не теряет, – нахмурился Фок. – Часы теперь наши, наши с ним. – И он кивком показал на Чистую Пятку.
– Погоди, – сказал учитель, – давай подумаем. Хозяином таких часов мог быть человек пожилой. Наверное, он шёл по тропинке, устал и присел на траву передохнуть. Тут-то они и выскользнули из кармана.
– Если так, – вмешался Ушастик, – этот человек, который потерял, носил часы долго, всю свою жизнь. Вот и хватит, пусть другие носят.
– Нет, – сказал учитель твёрдо, – человек, потерявший такие часы, наверняка расстроился. И я прошу вас рассказать всем своим приятелям и знакомым, а они пускай сообщат своим знакомым, что часы отыскались. Не может быть, чтобы добрая молва не нашла хозяина часов. А вдруг это были для него не просто часы? Бывают очень дорогие для человека вещи – не потому дорогие, что дорого стоят, – ох как обидно их терять… Если хотите, как-нибудь я расскажу вам одну историю.
– Хотим! Хотим! – запрыгали школьники.
– Ну хорошо, – согласился учитель. – Не забудьте всем сказать про находку.
– Не забудем, обязательно не забудем, – ответила за всех Ленточка.
– А теперь прошу за парты! – сказал учитель.
История глиняной дудочки
– Вы обещали историю рассказать! – закричали школьники, когда уроки кончились.
– Ах да, – вспомнил учитель Так-Так. Он захлопнул журнал и прошёлся по классу.
– Когда-то отец подарил мне глиняную дудочку… Я был тогда школьником, совсем как вы.
– Не может быть! – вставил Фок. – Вы, учитель, были школьником?
– Честное слово, – серьёзно ответил учитель. – Так вот, отец подарил мне глиняную дудочку, объяснил, что называется она окариной. И показал, как играют на ней.
Дудочка-окарина была гладкая, покрытая чёрной блестящей глазурью. В ней было десять отверстий – по одному на каждый палец. Я мало-помалу выучился играть на своей окарине.
– Красиво она играла? – спросила Ленточка.
– Как вам сказать… – задумался учитель. – Я ведь не был настоящим музыкантом, да никто и не учил меня. Мне нравилось, что звук окарины похож на голос кукушки и что вечером дудочка поёт не так, как утром. Голос у неё был не слишком громкий и никому не мешал. Отец любил слушать, как я играю. Он приходил вечером с работы, ложился на диван, а ноги закидывал на табурет. Прямо в сапогах. Да, он за день уставал, и мать не ругала его.
Я брал окарину и наигрывал любимую музыку отца – весёлую песенку про осенний вечер, про то, как трещат поленья в печке, а дождь и ветер, понимаете, напрасно стучатся в стекло.
Я играл и играл эту песенку, а сам всё смотрел на отца. Как сейчас вижу, он лежит на спине, подложив ладони под голову. От его чёрной макушки до носков сапог было так далеко! Он был большой, мой отец. И я… как бы вам сказать… любил его. Что ты хочешь спросить?
– Все дети должны любить своих родителей, – сказал Ушастик и спрятал записную книжку, куда заносил разные умные мысли.
– Должны… Хорошо бы! – ответил учитель Так-Так. – Понимаешь, ведь у всех людей на земле были родители. Но мы с отцом были ещё и друзьями. Бывало, только увижу отца у калитки, тут же бросаю игру с мальчишками и бегу домой. Конечно, я знал – ему захочется со мной потолковать или просто помолчать, а рано утром отец снова уйдёт на работу.
Потом я вырос. Даже отцовские сапоги стали мне жать.
Дети растут во сне
– Вот тогда-то и началась война, – остановившись у стола, сказал учитель.
– Настоящая? – Фок даже подпрыгнул на парте.
– Тише, – остановил учитель. – В первый же день войны отец собрался на фронт. Велел мне приглядывать за младшим братишкой и помогать матери по дому.
Мне хотелось сказать отцу на прощание что-нибудь. Но мы оба были мужчины. И я только взял окарину и сыграл ему песенку про осенний вечер.