Девочка и пёс
Шрифт:
Мастон Лург задумчиво поглядел на сидевшую перед ним молодую женщину. В этот момент судье казалось будто некое чутье подсказывает ему, что эта привлекательная особа так или иначе замешана в этом деле. Он подумал: «Кто-то, по-моему, однажды сказал: если хорошо покопаться, то обязательно выяснится, что у истоков любого преступления стоит женщина.» Судья улыбнулся про себя: «Или я сам только что это сочинил?»
– Госпожа Кория, – медленно произнес он, пытаясь как можно аккуратнее сформулировать свой вопрос, – как вы, конечно, слышали, выступавший перед вами господин Марана, заявил о том, что стал свидетелем некоего разговора, якобы состоявшегося на днях между вами и убитым господином Ливаром, разговора который имеет не последнее значение для разбираемого нами дела. И потому суд желает знать, признаете ли вы, что этот разговор имел место и что содержание его было именно таким, как представил нам господин Марана?
Наконец, к своему удовольствию, Мастон Лург увидел, что молодая женщина нервничает.
Она кажется первый раз отвела взгляд от судьи и посмотрела куда-то в землю.
Потом подняла глаза на инрэ и заговорила, как показалось Лургу, также тщательно и осторожно подбирая слова:
– Я ни в коем случае не стану отрицать, что встречалась несколько раз с Ливаром в этом караване. Но, по-моему, это вряд ли можно счесть удивительным, учитывая, что мы знакомы чуть ли не десять лет. Насколько я помню, мы действительно беседовали с ним дней пять-шесть назад, когда караван останавливался на ночь возле Сейды. И действительно недалеко от его палатки. Я не помню дословно наш разговор, но в любом случае он был совершенно невинным, просто трёп старых приятелей. Мы вспоминали прошлое, моего первого мужа, шутливо жалели о прошедших временах и тому подобное. Всё на что тут намекал этот…
– Господин Марана, – поспешил вставить судья, ибо ему показалось, что женщина сейчас выругается.
– Господин Марана, – повторила Кория, – абсолютная ложь.
– Я бы не сказал, что господин Марана намекал, – чуть усмехнувшись, проговорил Лург, – он вполне недвусмысленно заявил, что господин Ливар дал понять что причастен к убийству двух ваших мужей и также предлагал свою помощь в устранении вашего нынешнего поклонника, господина Радвига. По крайней мере, я понял его именно так. И согласитесь это довольно серьезное обвинение.
– Господин Марана намеренно оболгал меня, – холодно произнесла Кория. – Я не знаю зачем ему это нужно, но вероятно у него есть какой-то мотив. В любом случае это преступная клевета и я вполне могу потребовать призвать его за это к суду.
– Можете, – согласился Мастон, – но я не советую вам требовать «королевского правосудия» по этому вопросу прямо сейчас. Я не смогу рассмотреть это дело и буду вынужден приказать взять вас обоих под стражу и доставить в ближайший свод Судебной палаты с моим сопроводительным письмом. В подобном разбирательстве необходимо поднимать дела о смерти ваших супругов, ворошить архивы, сверяться с «Книгой Судеб», вызывать свидетелей, то есть тут требуется серьезная работа судебных дознавателей. Поэтому давайте останемся в рамках того дела, которое мы рассматриваем. Если хотите я могу составить протокол, где укажу что был свидетелем всего того что сказал господин Марана и с этой бумагой вы можете позже в любое удобное время обратиться в Судебную палату, потребовав разбирательства в деле о клевете. Кроме того, смею вас заверить что я, конечно, ставлю под сомнения всё что говорят свидетели на данном заседании, в том числе и слова господина Мараны. И еще очень далек от того чтобы делать какие-то окончательные выводы о виновности или невиновности кого-либо из присутствующих. Вас устраивает такое положение вещей?
– Устраивает, господин инрэ, – чуть склонив голову, ответила молодая женщина. – И я воздержусь от обвинений в клевете господина Мараны в данное время.
– Это разумно, госпожа Кория, – и судья тоже чуть склонил голову.
В этот момент ему явственно представилось большое блюдо наполненное пирожками с мясом, которые так чудесно приготавливала старая кухарка Эльнара в его доме в Туиле. У них был удивительный вкус, сочное мясо вкупе с солоноватым нежным тестом буквально приводили в экстаз, особенно когда утолялся острый голод. Кроме того, искусница Эльнара в некоторые отдельные пирожки добавляла к мясу грибы, ягоды или какие-то пряности, привнося, таким образом, в процесс питания очень забавный и приятный элемент неожиданности. Мастон Лург вообще любил поесть и даже признавался себе, что по большому счету это одно из немногих удовольствий, которыми он по-настоящему дорожил. Чревоугодие, да еще чтение, вот, пожалуй, и всё. Ах, ну да, усмехнулся он, еще, конечно, власть. Пирожки, стопка книг и чувство власти над людьми, вот и всё что ему нужно. Но книги и люди иногда могут подвести, книга может оказаться неинтересной и скучной, а человек слишком глупым, дерзким и своенравным, чтобы подчинятся, а вот пирожки Эльнары, судья улыбнулся про себя, никогда не подведут. И он взял себе на заметку, что после продажи Элен, когда он получит от герцога Этенгорского деньги, титул, должность и окажется в своих новых владениях, возможно даже в небольшом дворце, надо обязательно будет доставить туда из Туила старую Эльнару. Обязательно.
Мастон Лург поглядел на Корию и подумал о том, что возможно в списке его удовольствий не хватает женщин. Но что уж тут поделаешь, так сложилась жизнь. Порой он довольно много размышлял над этим. К счастью или к несчастью он не испытывает особой потребности в женщинах, ни физиологической, ни эмоциональной. Может быть тут дело в предавшей его жене, которая на всю оставшуюся жизнь поселила в нем острое презрение ко всему слабому полу, а может быть дело в том что ему уже сорок семь лет и его мужские потребности начинают идти на спад. Впрочем, иногда он посещал проституток и вроде бы всё у него получалось и в кульминационный момент как и положено он испытывал удовольствие, но делал он это скорее заботясь о своем здоровье, чем потворствуя своим первобытным инстинктам. Он вычитал в книге одного легендарного врача, что для гармоничного состояния, которое, по сути, и является главным фундаментом хорошего здоровья, мужчине обязательно требуется сексуальная разрядка и именно в объятиях красивой жизнерадостной партнерши, а не какими-то механическими способами. И вот, следуя этому предписанию, он и ходил один-два раза в месяц к жрицам любви, выбирая исключительно молодых, красивых и весёлых. Но ему казалось, что он запросто мог обойтись и без этого. Хоть годами. А вот без пирожков Эльнары вряд ли. Ещё он любил перед трапезой хорошенько проголодаться, дабы оттенить и заострить удовольствие еще больше.
Но коли он уже грезит о произведениях Эльнары, то определенно пора заканчивать с этим заседанием. Его ждут более важные обеденные дела.
– Вы свободны, госпожа Кория, – сказал судья. – Ваши показания внесены в протокол заседания и приняты к рассмотрению.
Женщина поднялась со стула и с гордой осанкой удалилась к своему месту в рядах зрителей.
Мастон Лург оглядел окружавшую площадку толпу. Он хотел объявить о закрытии судебного заседания, но для порядка всё же возвысил голос и спросил:
– Кто-то из присутствующих здесь имеет ли что-нибудь ещё сказать по рассматриваемому делу?
Ответом ему была тишина. Люди смотрели друг на друга, с нетерпением ждали, что вот-вот кто-нибудь выйдет вперед и что-то скажет, но все молчали. «Отлично», радостно подумал Мастон, предвкушая стремительно надвигающийся обед. Но в следующий момент, протолкнувшись сквозь первый ряд, из общей массы вышел невысокий, коренастый, широкоплечий мужчина в темно-серой рубашке, черном жилете, кожаных штанах и начищенных, почти глянцевых сапогах. Судья несколько сник, это был отец Радвига – солидный и, по словам начальника каравана, весьма состоятельный торговец Мелинор.
67.
Элен не раздумывая бросилась вперед. Галкут, придя в себя от своих размышлений, посмотрел куда она устремилась и тут же рванулся за ней. Он вытянул руку, словно бы хотел схватить и удержать девочку, и даже вроде бы закричал «госпожа Элен, это игра, они просто играют», но на самом деле лишь прошептал это или возможно эти слова только прозвучали в его голове. Он понял что опоздал и остановился, склонив голову и пряча лицо под широкой шляпой. Его тонкие сухие губы тронула усмешка. У него промелькнуло ощущение, очень приятное и трогательное, будто он родитель непослушного, но очень милого сорванца. И это ощущение, полное отцовской любви и гордости, ударило его в грудь как железный четырехгранный наконечник кирмианской стрелы, ибо когда-то оно действительно существовало для него.
Огромный, невероятно широкоплечий туру, покрытый светло-коричневой курчавой шерстью, в ярких желтых шортах и опоясанный толстым кожаным ремнем, упрямо, по-пластунски полз по траве, яростно глядя большими коровьими глазами куда-то вперед, в то время как двое мужчин, со всей силы колотили его палками по голове и спине. Один из мужчин, весьма дородный и могучий, с почти ласковым взглядом и добрым лицом, украшенным окладистой, аккуратно подстриженной русой бородой, облаченный в какой-то бесформенный балахон, подвязанный обычной пеньковой веревкой, напоминал добродушного попа. Другой, высокий, худой, лысый, одетый в заношенную светлую рубаху с закатанными рукавами, синие шаровары и стоптанные низкие сапоги, со своим изможденным костлявым лицом, на котором в первую очередь обращали на себя внимание очень внушительный, некогда сломанный нос и длинные обвислые какие-то грязно-седые усы напоминал уставшего постаревшего разбойника, который за всю свою, видимо, долгую жизнь так и не узнал счастья и достатка. Впрочем, всё это было абсолютно пустые умозаключения, просто внешнее впечатление и Галкут не придавал им особого значения.