Девочка из города (сборник)
Шрифт:
Валентинка с размаху обхватила ее за шею и крепко прижалась к ней. Опасность миновала. Как бы ни был страшен бык, разве он посмеет подойти к матери?
– Пусть подойдет! – сказала мать. – А вот палка-то на что?
Стадо уходило за околицу. Самым последним прошел бык. Он все еще ревел, нюхал землю и вертел головой – видно, крепкие весенние запахи дурманили его.
У матери в синих глазах светилась гордая радость. Ее сегодня наконец-то назвали мамой! Разве тетка Марья или бабка Устинья не слышали, как чужая темноволосая девочка сегодня кричала ей на всю улицу: «Мама!
Валентинка знала, чему радуется мать. Только ее ли она назвала мамой? Может, нет?
Может, и нет. Но все равно, трудное слово сказано. А раз уж оно сказано, повторить его будет гораздо легче.
Письмо с фронта
Все дальше отходил фронт. С тяжелыми боями выбивала Красная Армия врагов со своей родной земли. По-прежнему каждый день колхозники поджидали почтальона. Нет ли письма из армии? Что в газетах: гонят ли немца или опять уперся?
Мать стала частенько задумываться. Нет и нет письма с фронта… Она сама стала выходить за ворота встречать почтальона. Но уже издали видела, что почтальон идет по деревне и не собирается свернуть к их дому. И, понурив голову, тихонько возвращалась домой.
Молчаливая печаль незаметно поселилась в доме. Никто о ней не говорил, но все чувствовали ее, знали о ней. Все, кроме Романка, который ни минуты не сомневался, что все на свете очень хорошо и ничего плохого вообще не бывает.
Но вот однажды дед пришел обедать в каком-то необычайном настроении. Во-первых, он весело хмыкал и покрякивал, во-вторых, был что-то очень разговорчив.
– Ну, как дела, пострелята? Как дела, мать? Какая у тебя похлебка нынче?… С грибами? Хорошо, лучше некуда!
И, садясь за стол, даже забурчал что-то похожее на песню.
Мать поглядела на него с улыбкой:
– Отец, да что с тобой сегодня? По займу, что ли, выиграл?
Дед хмыкнул:
– По займу? Подумаешь! Не по займу, а кое-что побольше…
– Так чего же побольше? Медаль, что ли, получил?
– Медаль не медаль, а кое-что получил!
И вдруг не выдержал, достал из кармана голубой конверт:
– Вон оно!
– Письмо! – вскрикнула мать.
– Письмо! – закричали ребятишки.
Груша, которая только что вошла в избу, увидев письмо, поспешно бросила свою сумку.
Мать хотела доставать из печки похлебку, но забыла про нее и отставила ухват:
– Ну что это ты, отец! Читай же скорее!
Дед бережно вынул письмо из конверта и надел очки. Ребятишки окружили его. Только Валентинка не подошла, осталась там, где стояла.
Дед читал письмо с фронта. Отец писал, что он жив и здоров, что бьют они фашистов из тяжелых орудий, а фашисты, как крысы, забились под дома, в подвалы, и нелегко выбивать их оттуда, проклятых.
Описывал отец, как был он в большом бою и как выгнали они врагов из нескольких населенных пунктов.
А потом отец спрашивал, все ли благополучно в доме, здоровы ли ребятишки, как учится Груша…
Груша подняла голову и гордо поглядела на Таиску и Романка. Вот как: отец про нее отдельно спрашивает!
– «… Как Таиска, шибко ли озорует?»
Таиска
– «… Как наш Романок, наш будущий боец? Подрастает он или все еще такой же карапуз, из-под стола не видать?»
– И про меня! – крикнул Романок. – И про меня тоже!
Мать, не спуская глаз, глядела на деда и, казалось, ждала еще чего-то в письме, очень важного, очень нужного…
– «Дорогая моя жена Даша, – читал дальше дед, – ты писала мне, что взяла в дом сиротку Валентинку…»
Вот оно! Все сразу оглянулись на Валентинку. Валентинка насторожилась, а у матери на щеках вспыхнули красные пятна.
– «… Должен тебе сказать, – читал дед, – что ты, Даша, у меня умница и хороший человек. Не слушай, что говорят некоторые люди. Пускай сиротка найдет в нашем доме свой родной дом, пускай она в нашей семье найдет свою родную семью. Прикажи ребятишкам, чтоб они ее не обижали. Пусть живет и растет на здоровье!»
Мать только теперь перевела дух.
– Вот и хорошо! – прошептала она.
А Романок подбежал к Валентинке и весело дернул ее за платье:
– Слышала? И про тебя тоже!
– Слышала! – ответила Валентинка и, покраснев, так же гордо, как Груша и Таиска, поглядела на всех.
А Груша неожиданно сказала:
– Мамка, может, надо и Валентинке чулки связать?
Подснежники
А весна развертывалась все богаче, все краше. Неожиданно расцвела старая береза. Наступило утро, и Валентинка увидела ее, всю увешанную темно-красными сережками, всю обрызганную золотистой пыльцой.
Таинственный, заманчивый, темнел за усадьбами лес. Снизу уже что-то зеленело – трава, кусты… Вот если бы можно было пойти заглянуть в эту неведомую лесную страну! Только можно ли это?
Как раз деду понадобилась оглобля. Он взял топор и сказал:
– Ну-ка, девчонки, кому в лес за сморчками надо?
Романок побежал за корзинкой. Таиска проворно сняла полусапожки, бросила их на завалинку и зашлепала босиком по лужам:
– Пойдемте! Дедушка места знает, покажет.
– Дедушка, я тоже пойду? – спросила Валентинка. – Мне тоже можно?
– А почему же нельзя? – удивился дед.
– А босиком тоже можно?
– Ну, это дело твое. Не боишься ногу напороть – иди босиком.
– Тогда подождите, не уходите! Я сейчас!
Валентинка вбежала в избу. Никого не было: Груша в школе, мать на работе. Она поспешно сняла свои худые ботики и башмаки и сунула под приступку. Пробегая мимо лежанки, она нечаянно зацепила ремешок желтой сумочки, лежавшей на подушке. Сумочка упала, и заветные картинки выскользнули на пол, развернувшись веером. Вот избушка под снегом, вот караван в пустыне, вот корабль Магеллана, плывущий в неведомые страны… Валентинка схватила их и как попало засунула в сумочку. Пусть куда хочет плывет Магеллан! Валентинка идет в лес, в настоящий дикий лес! Она босиком побежит по лужам и по свежей траве, и они пойдут через поле, и, может быть, она отыщет настоящий, живой гриб! Пускай Магеллан плывет куда хочет!