Девочка из прошлого
Шрифт:
Я отворачиваюсь к окну. Видимо, лимит его слов на сегодня исчерпан. Мы все совершаем ошибки. Большие или маленькие — не так важно. Важно другое — после них жизнь уже никогда не становится прежней. Это про нас. Даже после того как мы узнали правду, ничего между нами как прежде больше не будет.
— Хотите полететь со мной в Москву? — вдруг спрашивает Динар.
— Исключено. У нас с Ильёй запланирована поездка в Карелию. К тому же Тим... Он действительно плохо переносит дорогу. Что на самолёте, что в машине. Так себе из него путешественник. Да, Тим? — Я поворачиваюсь к сыну и вижу, что он прикрыл глаза и клюёт носом. — Тим, мы же сейчас дома будем,
— Пусть спит, — спокойно говорит Динар. — Я потом отнесу его в дом.
Снова повисает тишина. Я хочу домой. И жалею, что не пошла с Тимом пешком. Молчание Динара давит на меня, и я снова не выдерживаю:
— О чём ты думаешь?
Динар грустно усмехается и поворачивается ко мне.
— Я смотрю на него и понимаю, что он счастлив иметь такую мать, как ты. К его ногам целый мир положить хочется и видеть улыбку на его лице... Вы так любите друг друга. Он прибежал, заметив слёзы на твоём лице, а я вспомнил себя. Правда, не в таком маленьком возрасте. Но в семь у меня резко произошла подмена понятий, кто из нас с матерью родитель, а кто ребёнок, когда к нам, по жалобе соседей, из органов опеки тётенька с пучком на голове пришла и пригрозила матери, что меня заберут, если она пить не перестанет. Мать хватило на две недели, а потом опять грязь, бутылки и отсутствие еды. Мужиков, к счастью, не водила. И на том спасибо. Мне почему-то всегда казалось, что она меня ненавидит и винит во всех своих бедах.
Я закусываю губу. Больно слышать такие вещи. Тем более от взрослого, состоявшегося мужчины.
— И ведь таких матерей полно. Не знаю, рассказывал ли тебе Макс, но мы когда адрес Хованской нашли и приехали на его дочь посмотреть, я с ним не пошёл. Не смог. В машине остался, потому что знал, что увижу отголоски своего детства. Мог бы не сдержаться. За такое обращение с детьми я бы сажал в тюрьму. Люди сложности по-разному переживают: одни больше начинают ценить то, что у них есть, а другие на дно скатываются и за собой остальных тянут.
— Ты не можешь её простить? — тихо спрашиваю я.
— Да не в этом дело. Я о ней не вспоминал и не задумывался даже, пока вас вместе с Тимуром не увидел и твоё отношение к сыну. Сегодня в парке стоял и наблюдал за вами какое-то время, вы кормили голубей... Он чувствует твою любовь, и вы с ним единое целое. Это так заметно со стороны. Мне около восьми или девяти было, когда Даян меня забрал к себе. Макс мелкий был, мне нравилось с ним возиться. Но моя отчуждённость и привычка держать всё в себе никуда не исчезли. Таких детей, как я, из неблагополучных семей, не любят и часто обижают. Эмоции хоть раз покажешь, и сожрут. Сделают мальчиком для битья. У меня в привычку вошло держать лицо и удар. Может быть, своим появлением я матери жизнь сломал, а она — мою в отместку? Так бывает, когда ребёнок нежеланный. Судя по тому, что я вижу, наш был очень желанным, да, Наташа? У тебя столько нежности, тепла и любви в глазах, когда ты на него смотришь...
Динар впервые заговорил со мной о своём детстве. Но оказывается, речь была вовсе не о нём. Далеко не о нём. И он издалека подошёл к тому, что хотел спросить.
— Я же мерзавцем был в твоих глазах. Да и сейчас, по сути, мало что изменилось. А ты так обожаешь сына… В твоей голове, наверное, и мысли не возникало о том, чтобы избавиться от моего ребёнка? Что он жизнь тебе сломал своим появлением?
— Не возникало, — подтверждаю я. — Как и у тебя не возникло сомнений, что ты делаешь что-то не так. Тим — самое лучшее,
— Я только сейчас понимаю, что этого потрясения, что ты пережила, можно было избежать. Я действительно думал, что ты со временем обо всём забудешь. Прости, Наташа...
Я чувствую себя совершенно беспомощной в этот момент. Вздрагиваю, когда Динар тянется ко мне рукой, и отрицательно качаю головой.
— Вряд ли я забуду боль, которую ты мне причинил. Ты ведь мог дать мне право выбора. Нужно было всего лишь объясниться. Мои эмоции часто выходят из-под контроля, но я бы потом успокоилась. Да, мне ни один из вариантов не понравился бы, но я бы выбрала Макса. Возможно, даже Бергов. Сходила бы с ума от страха за твою жизнь, лезла бы на стену от мыслей, что ты в опасности, а быть с тобой я не могу, однако знала бы правду. Но теперь появился третий вариант. И ничего менять я пока не намерена.
Динар просто смотрит на меня, но всё внутри переворачивается от его взгляда.
— Как Ракитин к нему относится?
— Как к ребёнку женщины, с которой хочет быть рядом. Вместе с нами гуляет, проводит время и часто дарит ему игрушки. Конечно, не как к родному, но учитывая, что он в курсе нашей ситуации, я бы сказала, что очень хорошо.
Динар отворачивается, когда его телефон подаёт признаки жизни. Сбрасывает звонок и выходит на улицу. Чёрная машина, остановившаяся впереди, мигает ему фарами, и он направляется к ней. Я наблюдаю за Асадовым, кусая губы. Та же уверенная походка, то же выражение лица, но передо мной совсем другой человек. Я больше не знаю его. Измайлов передаёт Динару какие-то бумаги, они что-то обсуждают пару минут, и Динар возвращается за руль. Бросает папку с документами на соседнее сиденье.
— Мне завтра нужно улететь по делам в Москву. Я вернусь примерно через три дня. Когда у вас самолёт домой?
— В конце недели.
Динар кивает и заводит двигатель, машина трогается с места. Мы выезжаем на дорогу, с его лица ни на секунду не сходит задумчивое выражение.
— Я постараюсь вернуться к вашему отлёту, — говорит он, но я никак не реагирую на его слова.
Для меня только в плюс, что эти дни его не будет рядом. Потому что непрекращающаяся гроза и шторм, ворвавшиеся в мою тихую и размеренную жизнь, заливают правдой всё вокруг. Мне нужна передышка.
Мы подъезжаем к воротам. Динар осторожно достаёт сына и прижимает к себе. Касается губами чёрной макушки и успокаивает Тимура, когда тот приоткрывает глаза. В горле встаёт ком, когда я вспоминаю его слова про детство и мать. Понимаю, почему он не оставит нас. Будь я на его месте, испытывала бы такие же чувства. Динар прав: любви много не бывает, особенно когда ему самому в детстве её не хватало.
Мы поднимаемся на второй этаж. Динар укладывает Тима на диван, и я снимаю с него обувь, расстёгиваю курточку и включаю видеоняню. Затем Асадов спрашивает разрешения осмотреть окна в гостиной и на кухне, и мы идём вниз.
— Рабочие всё доделали, — отчитывается Сима, заметив нас. — Во дворе теперь просто сказка. Я давно Наташе говорю, что здесь прекрасное место. Вокруг зелень, парк… Раздолье для ребёнка!
— Да, всё отлично сделали, — соглашается Динар, довольно улыбаясь, и переводит взгляд на меня: — Проводишь?
Оставаться с ним наедине я не хочу, но иду следом в прихожую. Вчерашняя сцена в ванной и его прикосновения ещё свежи в памяти. Новых, накануне нашей поездки с Ильёй в ресторан и в Карелию, мне не нужно.