Девочка Каина
Шрифт:
— Ну ты блин обломщик, Ка….. — он запнулся на последнем слове, лицо побледнело, глаза полезли на лоб. Он пока еще не знал всего, я не рассказал, сначала нужно было убедиться, потому что это удар, удар ниже пояса. Я знал по себе и теперь тоже самое предстояло пережить Феликсу.
— Ну здравствуй, друг.
Лицо Феликса стало бледным как стенка, он слился с окружающей средой, не моргая всматриваясь в Макса.
Это был странный разговор трех старых друзей. Потерявшихся во времени. Бывших врагов. Людей, которые наворотили дел, каждый по-своему, каждый в отдельности. Братьев, которые корили себя, ругали или желали все переиначить. Вот только жизнь далеко не карусель, ее не остановишь в нужной точке.
Здесь больше не было обид, была лишь боль. Потери, принятия и прощения.
Умерших
Вот только сможем ли мы им воспользоваться?
41
НАСТЯ
Я медленно сходила с ума, потому что абсолютно не понимала, как привести Руслана в исходное состояние. После того, как он вернулся со встречи, его словно подменили. Нет, даже до поездки он вел себя уже не так, но после, словно перемкнуло. Мое сердце не могло выдержать это все, я просто не выносила его боль, которая синхронизировалась с моей. Будь моя воля, я бы забрала, сняла с плеч тяжкий груз, но я не знала как.
И от безысходности хотелось кричать.
Смотрела в эти бездонные глаза, наполненные бесконечной виной, и молча обнимала мощную сгорбленную от дум фигуру, утыкаясь носом в ключицу. Мы могли стоять так долго, бесконечно долго, пока Руслан сам не отпускал меня, не целовал в лоб и не просил идти спать. Без него. Он же приходил ко мне далеко за полночь с неизменным амбре от выпитого. Наши ночи заканчивались одинаково, он сжимал меня в руках так сильно, словно боялся, что я растворюсь в пространстве. До хриплых и болезненных полустонов.
Эти отчаянные объятия были похожи на алчные глотки свежего воздуха человека, которые чуть не захлебнулся на глубине. Мне приходилось просыпаться ночью, когда он кричал, и водить пальцами по лицу, смывая глубокие морщины, растирая, подчиняя себе, успокаивая. Стоило положить мне руку на его лицо, как он затихал, цепляясь в конечность мертвой хваткой одержимого. Как будто, не вцепись он в меня сейчас, сорвется в пропасть отчаяния.
Практически каждый день я сталкивалась с этим пустым и отрешенным взглядом, понимая, что ничего не могу сделать, абсолютно ноль, пока он сам не придет к этому. Только Миша мог немного отвлечь его. В присутствии ребенка он очень старался быть тем же Русланом, что и раньше, но если брат не видел разницы, то я видела. Видела и терялась.
В очередную из бессонных ночей я застала его сидящим на кухне в компании бутылки. Наше обычное дело. Наша обычная нерешаемая проблема.
Меня прорвало, я подошла к нему и схватила за лицо, заставив посмотреть на себя. Слезы сами собой брызнули из глаз, и я говорила, долго, муторно, пока вся боль не вышла из меня. Его. Моя. Наша.
— Ты думаешь, ты наказываешь себя, и это как-то поменяет ход вещей? Что ты упьешься вусмерть и полегчает? Вернет десять лет, поменяет историю? Что ты пытаешься сделать? Угробить себя? Меня? Нас с Мишей? Ты вообще видишь ситуацию вокруг, Руслан? Ты командир, ты пример для остальных, ты человек, который смог выкарабкаться из низов и достигнуть пика, ты для многих причина, почему они карабкаются ввысь. Они видят тебя. Стимул. Вот так можно. Вот так надо. Ты образец, который тоже ошибается, потому что несмотря ни на что… ты человек, которому не чужды страхи, боль, грусть и прочее. Тебе не чужды ошибки, от которых не застрахован никто. Ты не провидец и не Бог. Ты поступил так, как мог, и черт возьми, так нельзя, Руслан. НЕЛЬЗЯ, услышь меня. Нельзя просто взять и поставить крест на себе за ошибки прошлого, нельзя винить себя в том, что другие твоими руками могли совершить. Нельзя! Потому что это ни черта не справедливо! Ни капли! — под конец моей речи я не могла больше говорить, голос сорвался, а слезы просто не прекращались. Я думала о том, что это все чертовски неправильно. Почему один человек должен нести бремя за тех, кто не гнушался чужими руками совершить непоправимое?! Почему одни живут припеваючи, а другие все десять лет выживают? Почему одним все, а другим ничего?
Нужно быть тварью, чтобы несмотря ни на что лезть по головам? Тогда все будет прекрасно, да? Не будет мук совести, не будет
Но мы не твари, и я больше не могу. Я сделаю все для него, лишь бы вылечить его от этой долбанной болезни под названием «вина».
Руслан посмотрел на меня помутневшим взглядом, провел подрагивающей рукой по моим щекам, смывая слезы, и прошептал:
— Знаешь, как я ненавижу свое прозвище? Ненавижу, как же я ненавижу его. Но гордо ношу. Дань прошлому, и каждый раз это звучало и звучит для меня чертовым напоминанием о том, что я сделал. О том, что заслужил все то, что со мной происходит. До всей заварушки я был «Первым». Просто Первый, Багиров. Командир. А затем начали шушукаться, за глаза прозвали так, а дальше таким и остался, — Руслан опустил голову, утыкаясь в мой живот и закричал. Все тело завибрировало от сковавшей его боли, она острыми копьями вонзалась в сердце, заставляя последнее сжиматься и обливаться кровью.
Как? Как это все пережить? Обхватывая его голову покрытыми потом ладошками, я молилась, возможно, впервые в жизни. Не за себя, а за него, чтобы он смог это пережить, а большего мне и не надо.
— Ты больше не Каин, Руслан, ты просто человек, лучший, первый. Ты мой Первый, Руслан, — губы шептали сквозь постоянные всхлипывания. — Прости себя и отпусти, отпусти эту боль, не нужно повсюду носить ее собой, дай себе шанс, как дал шанс нам.
Во всем, я ведь не обманывала. Только сейчас я могу с уверенностью сказать, что не любила до него. Не то все это было, тусклое, неглубокое, а сейчас. Сейчас до состояния, что готов отдать человеку все, просто все. Только чтобы ему стало легче.
— Я не заслужил тебя, — утробно прошептал. — Ты слишком светлая для моей темной души.
— Глупости, ты заслужил, ты заслужил все, и любить, и быть любимым, — заставила посмотреть на себя. А затем прижалась к его широкому лбу своим, продолжая смотреть в бездонные глаза. Воздух между нами искрил. Тлел. Горячее дыхание обжигало кожу, заставляя последнюю покрываться мурашками. Руслан прижал меня к себе еще ближе, я села на него сверху, крепко оплетая мощную шею. Пробежалась пальчиками по жесткой коже. Она стала для Руслана броней, под которую мне удалось забраться, удалось дойти до цели и постучаться в сердце. — Он тебя простил, Руслан. Если он простил тебя, то и ты сможешь простить себя. Я знала, о чем говорю, ведь я не просто так провела с Максом некоторое время. Люди, которые хотят мстить или ненавидят, не говорят так спокойно и легко о причине своих бед. Они этих людей жаждут придушить, а Макс…он не испытывает ненависти, он пережил это, или я окончательно растеряла свою наблюдательность и женскую интуицию.
— Он просто во многом лучше всех нас. Он смог.
— И ты сможешь, — провела губами по щеке, а затем нежно поцеловала в висок, собирая губами капельки соленого пота.
С того разговора, который обернулся для нас очередным эмоциональным всплеском, прошло несколько дней. Я как охотник в засаде наблюдала за своим мужем, считывая малейшие изменения. И они были. Начались с простого…отказа от алкоголя. Просто однажды утром я не застала ни единой бутылки, припрятанной про запас. Домашний бар опустел, там стояли лишь подарочные упаковки спиртного за несколько тысяч долларов, которые были подарены моему мужчине по случаю назначения. Красивые одутловатые бутылки и в масть к ним бокалы с фирменной гравировкой.
Руслан перехватил мой взгляд и слегка улыбнулся. Я подошла к нему и целовала в уголок рта, шепча.
— Я горжусь тобой, муж.
Он посмотрел на меня с примесью бесконечной благодарности и низким голосом произнес:
— Это я горжусь, что у меня такая жена, — наклонился и поцеловал меня, нежно ведя языком по губе, второй рукой обхватил мою голову, углубляя поцелуй.
— Насть, Руслан, а мы кушать будем? — прервал нас звонкий голосок Миши. Я резко отскочила от мужчины, стараясь привести себя в более-менее адекватное состояние, ведь наша страсть с Багировым оборачивалась всегда моими всклоченными волосами, яркими засосами и синяками. Иначе не получалось. Накрывало конкретно, засасываю в самую пучину разврата. Бесконечным водоворотом губ, рук и языков. И так каждый раз. До сорванного голоса и глубоких царапин на спине.