Девочка, которая любила Тома Гордона

Жизнь старается не показывать свой звериный оскал, с тем чтобы ухватить человека в подходящий момент. Триша Макфарленд убедилась в этом в девятилетнем возрасте. В начале июня, в десять утра она сидела на заднем сиденье материнского «додж караван», одетая в синий свитер, точную копию тех, в каких тренировались «Ред сокс» [1] (с надписью 36 ГОРДОН на спине), и играла с Моной, своей куклой. А в половине одиннадцатого она уже заблудилась в лесу. К одиннадцати она пыталась не поддаться панике, гнала от себя мысль: это серьезно, очень серьезно. Старалась не думать о том, что иногда люди, заблудившиеся в лесу, получали серьезные травмы. А случалось, что и погибали. И все потому, что мне захотелось пописать, подумала Триша… да только не так уж ей и приспичило, да и в любом случае она могла попросить маму и Пита подождать, пока

она на минутку забежит за дерево. Они опять ссорились, впрочем, ее это давно уже не удивляло, вот почему она и отстала, не сказав им ни слова. Вот почему сошла с тропы за высокий куст. Ей хотелось тишины, ничего больше. Устала она слушать их перепалку, устала источать радость и веселье, которых не чувствовала, ее так и подмывало крикнуть матери: «Да отпусти ты его! Если он так хочет вернуться в Молден и жить с отцом, почему бы тебе его не отпустить? Я бы сама отвезла его туда, будь у меня водительское удостоверение, только для того, чтобы в нашем доме все стало мирно и спокойно!» И что потом? Что бы ответила на это ее мать? Какое выражение появилось бы на ее лице? И Пит. Старший брат, ему почти четырнадцать, далеко не глупый парень, почему он так себя ведет? Почему он не может помолчать? Заткнись – вот что она хотела ему сказать (вернее, сказать им обоим). Да заткнись же ты!

Родители их развелись год назад, и по решению суда дети остались жить с матерью. Переезд из пригорода Бостона в южную часть штата Мэн Пит принял в штыки. Отчасти потому, что действительно хотел жить с отцом, о чем не упускал случая напомнить матери (интуитивно он понимал, что лучшего способа причинить ей боль и быть не может), но Триша знала, что это не единственная причина и уж наверняка не главная. Основная причина, почему Пит так хотел вернуться в Бостон, состояла в том, что он ненавидел школу Сэнфорда.

В Молдене у него все было схвачено. В компьютерном клубе он правил как абсолютный монарх. У него были друзья, пусть не спортсмены, а такие же, как он, любители компьютерных игр, но они обычно держались друг друга и плохиши к ним не приставали. В школе Сэнфорда компьютерного клуба не было, и подружился он только с одним мальчиком, Эдди Рейбурном. Но в январе Эдди уехал, еще одна жертва развода. И Пит остался один. И кроме того, в школе многие над ним смеялись. И дали прозвище, которое он ненавидел: Пит-Компи.

В те уик-энды, которые они не проводили с отцом в Молдене, мать вывозила их на экскурсии. Она неукоснительно следовала заведенному порядку, и Триша, хотя и мечтала о том, чтобы мать пошла на попятную (именно на этих экскурсиях начинались самые безобразные ссоры), знала, что этому не бывать. Если Куилла Андерсен (после развода она вернула себе девичью фамилию, и Триша могла поспорить, что Пит ненавидел мать и за это) что-то решала, то непременно так и делала. Однажды, приехав к отцу в Молден, Триша услышала его разговор с отцом по телефону. Одна фраза накрепко врезалась ей в память: «Если бы Куилла была в Литтл-Бигхорне [2] , индейцы потерпели бы поражение». Трише не понравилось, что отец так говорит о матери, но она не могла отрицать, что он нисколько не погрешил против истины.

За последние шесть месяцев, в течение которых отношения матери и Питера все ухудшались и ухудшались, Куилла свозила их в автомобильный музей в Уискассете, в Шекер-Виллидж [3] в Грее, на завод по производству тория в Норт-Уиндхэме, в «Город шести орудий» в Рэндольфе, штат Нью-Хэмпшир. Они спустились на каноэ по реке Сако и покатались на лыжах в Шугарлоуфе (для Триши эта прогулка завершилась вывихом лодыжки, из-за чего ее отец и мать крепко поцапались. Хорошо еще, что обошлось без рукоприкладства).

Иногда, если место, куда привозила их мать, Питу нравилось, он давал своему языку отдых. К примеру, он заявил, что «Город шести орудий» для «грудничков», но мать разрешила ему провести практически весь день в комнате компьютерных игр, и в итоге они возвращались домой в блаженной тишине. С другой стороны, если Пит не одобрял выбора матери (а особую неприязнь вызвал у него завод по производству тория), обратная дорога превращалась в пытку. Пит был не из тех, кто держит свои мысли при себе. В пословице «слово не воробей, выскочит – не поймаешь» здравого смысла он не находил. Кстати, по мнению Триши, той же точки зрения придерживалась и мать. Сама же Триша считала, что молчание – золото, но, разумеется, любому человеку хватало одного взгляда, чтобы сказать, что девочка – вылитый отец. Иногда мысль эта вызывала у нее смутную тревогу, но в основном такое сравнение ей льстило.

Место, где они проведут субботу, не имело для Триши никакого значения, ее вполне устроили бы парки аттракционов и поля для мини-гольфа, потому что посещение как первых, так и вторых не приводило к очередной ссоре. Но мамик хотела, чтобы дети не только осматривали достопримечательности, но и узнавали новое, расширяли свой кругозор. Отсюда в списке экскурсий и появились завод по производству тория и Шекер-Виллидж. Вот это, пожалуй, больше всего и бесило Пита. Не желал он учиться еще и по субботам. Это время он бы с куда большим удовольствием провел в своей комнате за какой-нибудь компьютерной игрой. Раз или два он столь исчерпывающе высказывал свое мнение о происходящем (все его тирады укладывались в одно слово: «Тошниловка»!), что мамик отсылала его к машине, чтобы он посидел в кабине и «пришел в себя», пока она и Триша не вернутся с экскурсии.

Триша хотела сказать матери, что Пит уже вышел из детсадовского возраста и негоже ставить его в угол: когда-нибудь дело закончится тем, что они вернутся и не найдут его, а потом выяснится, что он уехал домой на попутке. Но, разумеется, ничего не сказала. Плохой была сама идея субботних экскурсий, но мамик никогда бы этого не признала. По завершении некоторых подобных мероприятий Куилла Андерсен выглядела лет на пять старше. В углах рта появлялись глубокие морщины, и она непрерывно терла висок, словно у нее болела голова… но отказываться от субботних выездов Куилла не собиралась. Триша это знала. Может, если бы их мать участвовала в битве на реке Литтл-Бигхорн, индейцы, возможно, все равно одержали бы победу, но досталась бы она им более дорогой ценой.

В ту субботу они собрались посетить малонаселенный район в западной части Мэна. Именно там Аппалачская тропа [4] покидала этот штат, переходя в Нью-Хэмпшир. В пятницу вечером, сидя на кухне, мамик показывала им буклет с красочными фотоснимками. На них улыбающиеся до ушей туристы или радостно топали по лесной тропе, или любовались красотами пейзажа, стоя на обзорных площадках. Прикрывая ладонью глаза от солнца, поверх заросших лесом долин они смотрели на каменистые, изъеденные временем, но все еще внушающие благоговейный ужас вершины центральной части Уайт-Маунтинс [5] .

Пит, изнывая от скуки, лишь изредка брезгливо поглядывал на буклет. Мамик, впрочем, отказывалась замечать, что ее сын выказывает к намеченному походу полнейшее равнодушие. Триша же – у нее это начало входить в привычку, – наоборот, горела энтузиазмом. В такие моменты она напоминала себе участницу телевикторины, которая разве что не писает кипятком от перспективы выиграть набор кухонной посуды. А что она чувствовала на самом деле? Она ощущала себя клеем, который соединял воедино две половинки разбитого целого. Качество клея оставляло желать лучшего.