Девочка, которую нельзя. Книга 2
Шрифт:
Славка надуто молчала, и Гордеев продолжил:
— Я Юльку лично знал, они с Алинкой со школы дружили. По Алинкиному письму я поехал на адрес, там узнал, что Юлька умерла и сразу пробил по своим каналам всю её родню. Кто, где, когда. С точными адресами и перемещениями. А ты поехала по адресу дочки, который тебе на память сказали соседи, и нарвалась на мошенницу Верку. Сама же, небось, ей всё и выложила, сама и деньги свои показала. Так? А дальше по маслу — на тебе просто удобно было ехать, вот она и ехала. В чём-то, конечно, она тебе помогла, тут спору нет, но вовсе не из альтруизма. Через тебя, например, наркоту
— Бред какой-то, — обхватив себя руками, ткнулась она затылком в подголовник. — Просто бред!
Потом долго молчали, и Славка начала засыпать. Держа руль одной рукой, второй Гордеев накинул на неё плед с заднего сиденья. Славка вздрогнула от прикосновения, попыталась гордо отказаться от подачки, но быстро присмирела и снова заснула.
И вот теперь она тихо сопела, а Гордеев поглядывал на неё искоса и гадал: чему поверила, чему нет? По её реакции было не понятно. Отсюда насущный вопрос — какие ещё сюрпризы выкинет?
Перед самым рассветом усталость сморила окончательно. Съехал в лесополосу, остановился за кустами и, откинув спинку кресла, блаженно закрыл глаза. Но сон не шёл. Слух озабоченно выхватывал из тишины каждое девчачье шевеление, каждый вдох и выдох.
Не выдержал соблазна, протянул сквозь пальцы прядь её волос. Осторожно заправил за ухо. Славка не почувствовала. Не шелохнулась.
Задержал на ней долгий взгляд… Надо же, не захотела его поцелуя! Это до сих пор не отпускало. Одной частью мозга понимал, что в сложившейся ситуации такая реакция скорее нормальная, но другой… Просто дуется или что-то более глобальное? Всё-таки две недели не понятно где, не понятно с кем…
Положа руку на сердце — он ревновал. Понимал, как это глупо, но не то, что не мог отогнать наваждение — не хотел! Ревность, замешанная на обострённом ощущении Славкиной близости, пьянила. В груди ширилось что-то огромное. Зудело, требовало выхода.
Мысли путались, дополнялись тихим дыханием под боком и настороженной чуткостью самого Гордеева — привычка спать вполглаза. Поэтому, когда Славка подняла вдруг голову, Гордеев сразу это засёк, но вида не подал. А она развернулась и уставилась на него сквозь полумрак салона. Пристально. Словно чего-то выжидая.
Нетерпеливой, жгучей волной распирая зажатое брючиной достоинство, хлынуло возбуждение. И Гордеев ему поддался. Подхватил её под руку, потянул на себя:
— Иди ко мне.
…Коротенький сарафанчик, тускло белеющий треугольничек трусиков… Губами в губы, языками в пляс… Тихий стон изо рта в рот, шаловливая ладошка сжимает дико пульсирующий член… Пальцами под белое — в горячую, обильную влагу. Да девочка не просто хочет, она изнывает! Болезненно поджимаются яйца, возбуждение становится мучительным. Рычит в нежные губы:
— Достань его…
Член напряжён до предела, жаждет касания — влажного, скользкого. Трусики чуть в сторону, головка погружается в терпкую девчачью сладость… Мазок, другой… И стремительный, нетерпеливый рывок внутрь! Девочка такая жаркая и тесная… Но… девочка уже не девочка?
Эта мысль забивается в грудь огромным шипом ревности, но чертовка требовательно двигает бёдрами, впуская в себя до отказа… и всё другое отходит на второй план. Пальцами за упругие ягодицы — стиснуть до синяков и болезненного всхлипа, приподнять и насадить… И ещё… Наращивая темп… И…
Дёрнулся и проснулся. В салоне просветлевшая рассветная серость, Славка сменила во сне позу, но всё ещё сопит, почти с головой зарывшись в плед. По яйцам волна за волной хлещут маячки чудом не свершившегося оргазма. Сдавленно выдохнул. Твою мать! Не хватало ещё во сне в штаны обкончаться…
Выбрался из машины, и, скрипя зубами от нетерпения, поспешил в кусты. Сдавленно застонал, когда освобождённый из тесного плена штанов член с готовностью вошёл в кулак и, упершись одной рукой в дерево, второй довершил начатое во сне. Сладко передёрнувшись, проследил за ползущим по коре белёсым брызгам…
Вернувшись в машину, достал влажную салфетку.
— Не спится? — хриплым со сна голосом спросила Славка.
Глянул на неё, неторопливо вытер руки. По лицу будто сама собою расползлась довольная улыбка.
— Наоборот. Очень даже хорошо вздремнул. А ты?
Она как-то смущённо отвела взгляд.
— Тоже. У тебя есть ещё салфетки? Я возьму?
Глава 10
Чтобы переварить и уж тем более принять услышанное мне, наверное, не хватило бы и вечности. Если бы это не был Гордеев.
Но из его уст информация звучала спокойно и весомо, как истина в последней инстанции: да, это твой отец сдал меня в трёхлетний плен с пытками. Да, когда-то у меня с твоей матерью была любовь. Да, я собирался разменять тебя в выгодной сделке с педофилами, для которых ты лишь собственность в уплату отцовского долга. А что? Что-то не так? Ну извини. У меня тут миссия вообще-то!
Ехала, глядя сквозь прикрытые ресницы в темноту за окном, и не могла понять почему до сих пор здесь. Почему не закатила истерику, не предприняла очередную попытку сбежать. Потому что «Но я тебя им не отдам»? Серьёзно?
Решив, что я заснула, Игнат попытался укрыть меня пледом. Я взбрыкнула. Не нужна мне его забота! И он сам не нужен! И вообще никто! К тому же, и холодно не было, наоборот — я пылала каким-то нездоровым внутренним жаром. Но даже здесь моей воли не хватило надолго, и плед так и остался лежать на мне уютным, волнующим символом заботы. ЕГО заботы. Обо МНЕ.
«Но я тебя им не отдам!»
Почему? Нестерпимо хотелось стребовать ответ, но слова застревали в горле. Не может ведь такого быть, чтобы я значила для него что-то личное. У него, на секундочку, с мамой моей роман был, может, даже, первая любовь, которая не забывается и всё такое. А из-за отца он вообще руну мщения на себе вырезал. Так что я для него лишь дочь врага и бестолковая малолетка, какое уж тут «личное»? Нет, здесь точно что-то другое. Но что?