Девочка, которую нельзя. Книга 2
Шрифт:
Глупо! Это очень глупо! Я дёргаюсь, словно малохольная целка, в то время как Гордеев просто делает, что считает нужным и плевать он на всех хотел. Вот и мне надо так же. Надо просто сказать, что мне нужна бритва и всё! Что такого? Он же не дурак, он ведь… Глянула на его уверенную спину перед собой и окончательно поняла, что не могу.
Где та борзая Славка из Клондайка, что выносила Гордеевский мозг своими закидонами? А нету. Превратилась вдруг в стеснительного подростка, угодившего не в свою тарелку. Ненавидела себя такой размазнёй, всегда старалась брать
Номер был однокомнатный, с двумя раздельными кроватями. Первым делом задёрнув шторы, Игнат осмотрел его вплоть до душевой и шкафа. Удовлетворённо скинул с плеча спортивную сумку.
— Значит так, я первый, потом ты — отмокай без спешки. А я пока спущусь в кафе, посмотрю, что там у них с обедами.
Едва он зашёл в душ, я сломя голову бросилась на стойку регистрации за станками. Но администратора на месте не оказалось. Я, дёргаясь и то и дело оглядываясь на лестницу, прождала минут десять, пока в коридор не вылетел вдруг Гордеев.
— Какого хрена?! — в бешенстве набросился он на меня. Но увидев мою испуганную растерянность, взял себя в руки. Выдохнул: — Всегда предупреждай кода уходишь, ясно? Куда, зачем и на сколько. Чтобы я знал, где тебя в случае чего… — Осёкся. — Ладно, проехали. Просто предупреждай. Чего ты здесь хотела?
А я смотрела на его гладкие щёки и почти умирала от счастья.
— Эмм… уже ничего. Всё, я в душ! — и не дожидаясь ответа, кинулась наверх.
Как я и надеялась, на полке, рядом с шампунем и мылом лежала и бритва. Боже, я скоблилась, как на конкурс самых гладеньких! Потом добрых минут десять тщательно мылилась, и раза три, до стерильного скрипа, мыла волосы. И постепенно оживала, чувствуя себя человеком. Наконец, намотав чалму и запахнув на груди полотенце, выскочила из душевой и едва не столкнулась с входящим в номер Игнатом.
У-у-ух, как меня заколотило от его нагло скользнувшего по моим голым ногам взгляда! Аж дыхание перехватило.
— Можно идти обедать, — как ни в чём не бывало сообщил он… и заперев дверь изнутри, шагнул на меня. — Минут через… пять? — Стянул и отшвырнул футболку. Расстегнул ширинку.
Я взвизгнула и кинулась в спасительную душевую. Но он поймал, скрутил со спины. Прижал хохочущую меня животом к полке рукомойника, и, глядя через зеркало, рванул полотенце с груди… А чалма свалилась сама, когда я, подставляя жадным поцелуям шею, запрокинула голову. Мокрые волосы рассыпались по плечам, кожа мгновенно покрылась мурашками и тугими тёмными камушками съёжились соски. Игнат стиснул грудь в пятерне, оставляя сосок торчать между пальцев, куснул плечо.
— Ай-ай! — охнула я, хотя было не столько больно, сколько драйвово. Словно ток по венам, и в голове сплошные искры, выжигающие любые предохранители.
— Поздно пищать, птичка, — прорычал он и, выудив из расстёгнутой ширинки член, пошло смочил головку плевком в ладонь, — я тебя уже поймал…
Глаза горели лихорадочным тёмным огнём, движения были резкими и жадными, словно он с трудом сдерживается. И я действительно успела лишь зажмуриться, и вцепиться в раковину… как он ворвался. По-хозяйски безцеремонно, грубо. Я охнула, закусывая губы, сдерживая крик…
Кто там говорил, что не так уж и больно? Врут! Меня словно на кол насадили. На раскалённый, бесконечно огромный кол. Который к тому же, нетерпеливо продолжает долбить.
Из-под зажмуренных век брызнули слёзы. Сжалась вся, чтобы не заорать, но стоны прорывались даже сквозь стиснутые зубы. Гордеев же, одной рукой вцепившись в горло, а другой исступлённо тиская грудь, упирался макушкой мне в затылок, и ничего на свете не замечал. Он был зверем, им движели лишь инстинкт охотника и голод.
Я настолько напряглась, что даже не сразу поняла, что он вдруг остановился. А осознав, удивлённо открыла глаза. Это что, всё? По щекам катились слёзы, но я не ревела и не жаловалась. Просто не ожидала, что всё может случиться именно так. Не так хотела. А Игнат скользнул ладонью между моих ног, и оторопело размазал по подушечкам пальцев кровь. Взгляд через зеркало — глаза в глаза… На его лице растерянность, словно он впервые в жизни не понимает, что происходит.
Но он всё понял. Обнял — так порывисто и крепко, что дышать стало трудно, забубнил, ткнувшись лицом в макушку:
— Глупая, ну на хрена так? Я ведь думал ты уже… Твою ж мать, Слав, всё ведь могло быть совсем по-другому!
Развернув лицом к себе, легко усадил на полку раковины. Я попыталась смущённо свести колени, но он не дал, втиснулся между ними. И мы, не сговариваясь, опустили взгляды.
Крови было много — измазался белый фаянс рукомойника, мои бёдра, джинсы Гордеева. Кафель под ногами в мелкой россыпи капель. Да и сам член Игната, вздрагивающий совсем рядом с моим сорванным, сочащимся алым соком цветочком — тоже весь измазанный.
Но, как ни странно, в этом не было пошлости. Наоборот — до мурашек красиво и интимно. Я смотрела, почти не моргая, и до меня наконец доходило главное — вот и всё. Это случилось. И что бы ни произошло теперь дальше, как бы ни сложилась жизнь — ОН мой первый. Навсегда. И это ошеломляло. Даже боли больше не было, только саднящее смущение и нежность.
Обвила его шею руками, прильнула.
— Ну почему у меня с тобой вечно всё через задницу? — обнимая в ответ, всё ещё обалдело шепнул он.
— Аха… — нервно хихикнула я. — Нет уж. На задницу я пока точно не готова!
Он рассмеялся.
— Ведьма ты, Славка, точно. А я Иван-дурак сорока лет отроду, видавший-перевидавший, со счёта сбившийся. А вот стою теперь и… радуюсь, как идиот, что девку попортил. — Заглянул в глаза, и я увидела — его действительно распирает какой-то чисто пацанячий восторг, но он зачем-то строит из себя серьёзного мужика и даже озабоченно хмурится. — Ну и что мне с тобой теперь делать, ведьма?
Я обхватила его бёдра ногами, робко подалась вперёд: