Девочка, которую нельзя
Шрифт:
— Скучаете?
— Аха… — нервно улыбнулась я, будто невзначай ускользая от прикосновения. — Нет, что вы, здесь очень интересно.
— А мне, если честно, скучно. Много шума из ничего. Азарт выигрыша, это конечно хорошо, но приз… Всего лишь условная победа над условным соперником и деньги. Слишком банально. И мало кто в этом зале способен увидеть настоящий, стоящий и внимания, и азарта приз… — Многозначительная пауза, взгляд глаза в глаза.
Я поняла. И несмотря на то, что комплимент получился зачётный, мне стало жутко неловко. А мужчина шевельнул пальцем, и в его руке появился вдруг высокий фужер.
— Вы позволите поухаживать за вами? Дом Периньён Оэнотекь девяносто пятого года. Тонкий вкус минералов земель провинции Шампань и цитрусовый шлейф подвяленого Шардоне — именно то, что сумеет развеять одиночество одной прекрасной юной особы…
Пока он говорил, официант, красиво показав мне этикетку на бутылке, наполнил фужер шампанским.
— Спасибо, но я… — испуганно замялась я. — Я не пью. Извините.
Мужчина так и замер, с протянутым фужером. Довольно дурацкая ситуация.
— Впервые в казино? — отставив бокал на разнос, попытался он разрядить неловкость.
А я снова улыбалась, как дурочка, и не знала, что ответить. Чёрт тебя подери, Гордеев! Когда ты действительно нужен, ты… Бросила мимолётный взгляд туда, где он пускает слюни на танцовщицу и чуть не вздрогнула от неожиданности — Гордеев стоял шагах в пятнадцати от нас и… знаками велел мне выпить! Я сделала страшные глаза: «Я не хочу!» Он нахмурился: «Пей, я сказал!»
— А знаете, — идиотски улыбнулась я, — я передумала.
— Да вы затейница, моя незнакомка! — снисходительно улыбнулся незнакомец и снова подал мне фужер.
— А вы? Я же не буду пить одна?
Он рассмеялся.
— Вы так очаровательны, что я не могу вам отказать… Хотя и скажу по секрету, что Дом Периньён не нуждается в собутыльниках.
— Ваше здоровье, — неловко качнула я фужером и отпила. Шампанское оказалось кислющим, аж за ухом защемило, но я мужественно отпила половину. — Очень вкусно!
— Я знал, что вам понравится. — Он протянул руку: — Антуан Садальский, будем знакомы.
— Зоре… — начала я и осеклась, чувствуя, как меня прошибает холодный пот. Чуть не спалила саму себя! Как это, блин?! Всего с трёх глотков? — Зоренина эээ… Катерина. — И, совсем уже растерявшись, махом допила шампанское. — Мм… — с трудом сдержалась от того, чтобы по-детски не передёрнуться от кислоты. — Прям вкусное.
Антуан лишь снисходительно улыбнулся, и мой фужер тут же снова наполнился. Я, надеясь, что хоть теперь можно соскочить, с мольбой глянула на Гордеева… Но его рядом не оказалось. Он, преспокойно развалившись в кресле, уже снова пялился на танцовщицу!
Короче, был вынужденный второй фужер. А после него третий… добровольный. И четвёртый…
Шампанское становилось всё вкуснее, Антуан всё милее. А потом мы с ним вообще пошли играть в рулетку. Он спрашивал у меня число и делал по моей наводке щедрые ставки. Я очень старалась угадать, но он всё равно ни разу не выиграл. Но и не расстраивался. Лишь томно поглядывал на меня и, не забывая шевелить бровью, чтобы мне вовремя подливали шампанского, улыбался.
Когда он предложил сменить игру я с энтузиазмом согласилась — вечер наконец-то обрёл хоть какой-то интерес. Но по пути к другому столу Антуан вдруг нагло сжал мою ягодицу, и я резко замерла… Влепить ему пощёчину? Послать на хер? Он же как ни в чём не бывало притянул меня к себе:
— Девочка моя, тебе совершенно нечего бояться… — говорил, чуть склонив голову к моим, чёрт бы побрал Гордеева, арбузам, а я смотрела на него сверху вниз и видела проплешины в его явно крашеных волосах, отчего меня начинало нещадно мутить. — Поверь, Антуан знает цену удовольствиям, и если тебе…
— Мне в туалет надо. Прям очень!
— Я провожу, — ещё плотнее тиснул он меня, перемещая ладонь обратно на задницу. — В хозяйский.
— Антон Ефимович, извините… — раздался вежливый голос, и Гордеев, снова оказавшийся вдруг за нашими спинами, склонился к уху старого похотуна и что-то сказал.
Тот понятливо всплеснул руками:
— Ах вот даже как! Ноль проблем! Просто ваша Катерина — девочка козырная, сам понимаешь, тут и до греха недалеко. Мои извинения Сергею Дмитриевичу. — И спокойно удалился.
— Катерина, значит? — глядя ему вслед, переспросил Гордеев. — Это ещё зачем?
— Потому что! — огрызнулась я. — И я, чтобы ты понимал, не пью! Вообще! И ты меня не предупреждал, что здесь надо будет бухать!
— В том-то и дело, — строго прошипел он, — что бухать не надо. И крутить задницей перед незнакомыми мужиками тоже. И об этом я предупредил тебя ещё на входе.
— Ты говорил про мохито! И вообще, откуда я знала, что… — договорить не получилось, потому что щиколотка на шатком каблуке подвернулась, и я рухнула на Гордеева.
Он удержал и, закатив глаза, потащил меня к бару. Припечатал спиной к стойке, грозно навис:
— Вежливо макнуть губы в угощение и выжрать в одну харю полторы бутылки, это две большие разницы, если ты не знала! И в первом случае это про хорошие манеры, а во втором — про согласие на продолжение. Тебе нужны деньги, это понятно, но просто так никто платить не будет. Ни Коломоец, ни, тем более… — неопределённо мотнул головой, но я поняла, на что он намекает. На лицо тут же поползла краска. — Решила подработать блядью, так и скажи. И тогда вали, догоняй Садальского!
Пауза, словно он реально ждал ответа. Я же просто смотрела на него, стараясь не моргать — на глаза стремительно набегали слёзы. И он прекрасно их видел, но не реагировал. Взирал как обычно жёстко и непроницаемо.
— Слушай меня внимательно! Если не можешь быть полезной и выполнять то, что было поручено с самого начала, то хотя бы проблем не создавай. Это ясно?
С ресниц всё-таки сорвалась и поползла по щеке слеза.
— Отлично, — безжалостно кивнул Гордеев, — значит, вот тебе новое задание — до конца тусовки сидишь здесь и изображаешь слепоглухонемую. Намёк ясен?