Девочка, которую нельзя
Шрифт:
Не знаю, о чём всю дорогу молчал мой большой красивый босс, а я думала именно обо всём этом. А на ресепшен меня ждала записка от Махи.
Глава 14
Всего пара шутливых строк о том, что я, звезда, похоже зазналась, если трубку не беру. И просьба перезвонить ей. Я не особо-то горела таким желанием, но и проигнорить не смогла, поэтому, отыскав и немного подзарядив свой старый, давно севший телефон, всё-таки набрала Машку.
Услышав меня, она расщебеталась, словно мы были закадычными подружками, пересказала кучу сетевых сплетен по теме Махеева и, наконец, перешла к главному:
— А ты всё-таки та ещё проныра, Слав! Как ты умудрилась до него добраться?
— Так получилось. Просто его охрана подумала, что я из группиз.
— Да причём тут это! Я про генерального Даймонда!
А, ну да. Теперь понятно. Если бы не Коломоец, она бы про меня даже не вспомнила.
— Тоже случайно. Пришла наниматься уборщицей, а он меня в личные помощницы взял. Сама не ожидала.
В дверь постучали. На пороге стоял герой разговора собственной персоной.
— Ну скажи, он всё-таки гей? — нудела Машка.
Я машинально окинула босса взглядом и посторонилась, впуская в номер.
— Не знаю, Маш, не проверяла.
— Ну понятно. Значит, всё-таки голубой. Жаль. Слушай, а устрой мне с ним встречу? Например, в клубе в каком-нибудь. Он же ходит по клубам? За мной не заржавеет, ты же знаешь.
— Но он же гей?
Коломоец с интересом глянул на меня.
— И что? Так даже интереснее. Ну устрой!
— Не могу.
— Ты денег просила, помнишь? У меня появились.
Я замерла. А вот это уже интереснее. В принципе, от меня требуется лишь сказать Коломойцу, что хочу в клуб. Можно даже сказать в какой конкретно, в зависимости от того, какой удобнее Машке. А там: «Ой, смотри, моя подружка! Маша — это Серёжа, Серёжа — это Маша…» — а дальше уж пусть сама берёт его в оборот, как хочет. Не думаю, что от босса убудет пообщаться с очередной мажоркой. Зато Верка выйдет в ближайшие дни. Идеально!
— Хорошо, я подумаю, что можно сделать.
— Обожаю тебя, Славик! Жду звоночка!
— Какие-то проблемы? — кивнул Коломоец, когда я сбросила вызов.
— Нет, просто одна знакомая. Увидела видосик с Махеевым, захотела подробностей. Мне сейчас вообще все кому не лень названивают.
— А что, Махеев реально гей?
— Почему?
— Ну ты сказала…
— А, — рассмеялась я. — Нет, это уже о другой звезде речь. А подслушивать, кстати, нехорошо.
— Нехорошо болтать о том, что подслушал, а вот уметь слышать на триста шестьдесят градусов — это можно и даже нужно.
— Ну да, — скептически хмыкнула я, — а ещё можно и даже нужно уметь бухать.
— Чего?
— Да так, ничего. Изречение одного очень умного человека. Просто к слову пришлось.
— И очень своевременно пришлось, — улыбнулся Сергей. — Потому что сейчас мы с тобой как раз этим и займёмся.
Я уже набрала в грудь воздуха, чтобы возмущённо заупрямиться — воображение почему-то сразу нарисовало картину, как мы с Коломойцем перебрасываемся вопросами-ответами, и запиваем всё это какой-нибудь очередной непонятной настойкой, но всё оказалось и проще и серьёзнее одновременно: работа, ничего личного.
— Садальский приглашает на рюмочку чая. Отказывать нельзя, по нашей милости у него был запорот важный вечер, не говоря уж о напрягах с ментами. Так что нужно сходить, уважить старичка. И кое-кому нужно будет извиниться за причинённые неудобства. — Патетично развёл руками, когда я вымученно скривилась. — Ну извини. Положение обязывает.
Спасибо хоть без вечернего платья обошлось! Даже наоборот, мы с Сергеем были одеты почти по-спортивному, что оказалось очень к месту — сам Садальский сегодня тоже был очень «домашним»: в измятых льняных брюках, байковой толстовочке и пёстрых теннисках на босу ногу. Он собственноручно вертел перепёлочек на шампурах и был похож на рядового зажиточного дачника.
Сидели мы, кстати, тоже не в том навороченном особняке с ковровыми дорожками, а на заднем дворе обычного коттеджа на окраине клондайковского жилищного комплекса. Терраска спускалась прямо к искусственному пруду с кувшинками, сортовым камышом и огромными зеркальными карпами, собирающими с поверхности воды пушинки и насекомых. Всё было так просто и душевно, что невольно расслабляло. Мне даже не составило труда принести свои извинения за устроенный дебош, а Антон Ефимович принял их со снисходительной улыбочкой и выразил удовлетворение тем, что с прекрасными коленями прекрасной помощницы многоуважаемого Сергея Дмитриевича всё в порядке.
Многоуважаемый Сергей Дмитриевич. Хмм…
Мужчины пили коньяк, я смаковала мадеру. Часа через полтора, заметно захмелев, Садальский позволил себе единственную вольность в мой адрес — окинув долгим взглядом покачал головой:
— А всё-таки она у тебя штучка! Ох и штучка!
Коломоец, довольно усмехнувшись, накрыл мою коленку ладонью. Но тут же убрал.
Этот простой жест вызвал во мне целую бурю противоречивых эмоций — от неожиданного удовольствия до растерянности и смущения. Жест, который мог не значить ничего, а мог и говорить о многом.
— Ну что, Сергей Дмитриевич, — тут же сменил тон Садальский, — кофе и поговорим? Или поговорим, а потом кофе?
— Можно поговорить за кофе, — отозвался мой босс, и они ушли в дом.
В их отсутствие мне на террасу тоже принесли кофе и шоколад, а также мягкий плюшевый плед. И это было такое уютное, неторопливое ожидание под звёздами и пением лягушек, что невольно хотелось продлить его подольше. Но время пролетело, и мы с Коломойцем распрощались с хозяином.
В гостиницу пошли пешком — минут двадцать по ровной как стол, совершенно пустой дороге.
— Поразительная перемена, — прервала я странно-неловкую тишину между нами. — Я про Садальского. Увидела бы его случайно — в жизни бы не подумала, что он хозяин подпольного казино.
— По-настоящему большие люди как правило не выпячиваются. Им и не за чем, потому что всё уже доказали — и себе, и другим, и опасно, потому что лишнее внимание — это лишние проблемы. Но чем проще большой человек, тем осторожнее себя с ним нужно вести.
— Мне начинать бояться?
— Поздно начинать. Теперь просто бойся.