Девочка, которую нельзя
Шрифт:
Цепляет она, вот что.
За@бись! Дожился, твою мать… Далее зачёркнуто.
…Ладно, это признал. Уже прогресс. Едем дальше. Что значит «цепляет»? Чем?
Много написано, но зачиркано.
Да ничем! Просто хочу её как ненормальный и всё!
…Кстати, она так и не ответила, надругались над ней тогда или нет. Но чем больше думаю об этом, тем больше хочется убить её папашу снова и как-нибудь по-другому. И пораньше. А заодно и тех, кто её клеймил. И это херово,
…Девчонка откровенно провоцирует. Просто издевается, малолетка скороспелая, а я, пень старый, только сейчас до этого допёр. А жаль, вот серьёзно! Допёр бы раньше, трахнул бы её ещё в больнице. А там глядишь, и не пришлось бы теперь всю эту хрень в тетрадку записывать.
Так может, «план Б» не так уж и плох? Но почему он тогда не «А»?
…«Опасность и эрекция — вещи несовместимые!»
Без комментариев. Когда меня в последний раз так урывали? Так, чтобы я рот открыл, а что сказать не нашёлся? Да и что тут сказать, вообще, если не в бровь, а в глаз?
Девочка умная и хваткая — вот что меня в ней так торкает. Дурная, конечно, но это молодость. Я в её годы был гораздо бестолковее. Она Верке этой своей конченой верит, а я три года в яме отсидел. Тоже «по дружбе»
Так стоп, опять вовлечение. Девчонка мне никто, как и я ей. Нет и не может быть никаких аналогий и переносов, тем более для меня.
Но Коломоец, сука, точно допрыгается у меня…
Глава 17
На следующий день опять много мотались. Я следовала за Коломойцем очень исполнительным, но по большому счёту бесполезным хвостиком, просто тупо проставляя галочки в его электронном ежедневнике или вежливо улыбаясь каким-то людям, по всей вероятности его партнёрам.
С Гордеевым тоже вела себя паинькой — послушной и ответственной. Смиренно испрашивала у него бессмысленного одобрения для каждой изменённой буковки в графике большого босса и не искала больше повода покапризничать, доказывая что-то личное.
А всё потому, что минувшей бессонной ночью до меня, наконец, дошло главное — моей должности в этой конторе, похоже, просто не существует. Не удивлюсь даже, что и предыдущий помощник «пропал» именно потому, что его просто сократили за ненадобностью. И теперь я здесь только потому, что Гордееву нужно было как-то устроить мне выплату кругленькой суммы. И не удивительно, что Сергей заподозрил нас с ним в связи — уж не знаю, как обосновал ему необходимость во мне Гордеев, но самому Коломойцу, похоже, не особо-то и нужна подобного рода помощница.
Словом, я прижухла и просто старалась оправдать оказанное мне доверие. А вот мысли были заняты Веркой — нужно было как можно скорее добраться до отделения и вызволить её. Но пока не получалось.
День прошёл в разъездах, а ночью снова был клуб. Загородный. И среди тех, с кем на этот раз культурно зависал Коломоец, я узнала парочку его «дневных» партнёров. Неприступно-деловые при свете дня, ночью они словно скинули заколдованную шкурку, превратившись в прожигателей жизни. Пили без меры, курили траву, сорили деньгами, забористо пошлили и словно товар на витрине капризно перебирали подъезжающих эскортниц. Ни о каких деловых разговорах речи, естественно, не шло, но хотя сегодня я и не отсиживалась в баре, а по указанию Гордеева находилась непосредственно при Коломойце, дурацких вопросов типа «ну и зачем я здесь» у меня больше не возникало. Ни за чем. Просто, потому что.
Этой ночью мне щедро наливали, а я улыбалась, чокалась и просто макала в вино губы. По инструкции. Мне загадочно предлагали прогуляться по территории клуба, «показать, что тут к чему» — а я снова макала губы в вино и улыбалась, ни на шаг не отходя от Коломойца. А когда градус веселья достиг максимума, и какой-то пьяный чёрт распустил руки, потянув меня к себе на колени, Сергей просто хозяйски положил ладонь на моё бедро, и все вопросы сразу отпали. Даже несмотря на то, что сам он в этот момент, казалось, был поглощён виснущей на него девицей.
Во всей этой кутерьме я то и дело искала взглядом незримо присутствующего на периферии Гордеева, но, когда наши взгляды неожиданно встречались — тут же отводила глаза и не показывала ни усталости, ни тайной радости от того, что он тоже на меня поглядывает. Он просто был рядом, и это успокаивало.
Из клуба мы уехали задолго до рассвета. В машине вдруг оказалось, что Коломоец поддатый, но вовсе не пьяный, хотя в клубе мне казалось, что он прям готов. Они с Игнатом даже обсудили планы на завтра — коротко, понимая друг друга буквально с полуслова. Я из этих недоразговоров поняла только, что спим до обеда, а потом всё начинается сначала, включая и предстоящий ночной досуг.
Когда разговоры затихли, и Игнат, сосредоточившись на дороге, включил радио, Сергей двинулся ко мне, накрыл коленку ладонью:
— Устала?
Я кивнула и, отодвинувшись от него подальше и устроившись в углу между спинкой сиденья и дверью, сделала вид, что засыпаю. Правда, теперь я не видела в зеркале заднего вида Гордеева, но зато и Сергей, немного помедлив, всё-таки вернулся на своё место.
В лифте все тоже молчали, и я снова делала вид, что сплю на ходу. Но очутившись в номере, заметалась. На столике, словно на что-то намекая, по-прежнему стояла бутылка вина и бокалы…
А что, если и правда нанести Гордееву ответный визит? Просто вежливость. Просто поблагодарить за помощь и извиниться за дерзость?
Но стоило только подумать об этом, как сердце начинало выпрыгивать. Он ведь может понять неверно. И один раз он уже замял мою случайную дурость, сделав вид что не было никакого поцелуя, а теперь это будет очевидная назойливость. Я ведь, и сама терпеть не могла идиоток без ума и гордости. Нет уж, лучше обойтись без благодарностей, чем потом не сметь поднять на него глаза от стыда. Нам ведь ещё целых три недели вместе работать.
Всего три.
Несмотря на накопившуюся усталость, спать до обеда мне не дало чувство долга — Верка ждала помощи. Уже в восемь я была на ногах, а в половине девятого стояла в холле. Немного смущало, что Гордеев может ещё спать, но у меня-то времени было в обрез, поэтому и рискнула.
— Да! — тут же крикнул в ответ на моё робкое постукивание Игнат.
Я вошла и застыла на пороге гостиной — одетый в одни только спортивные штаны и босой, Игнат шумно пыхтел от натуги, выжимая над головой гирю, опуская её, перекидывая в другую руку и повторяя так раз за разом, без остановки.