Девочка, которую нельзя
Шрифт:
— Ну не знаю. Отцу помогали.
— Но в итоге он сломался. Твои слова.
Я задумчиво помолчала. Может, и так.
— И что, он отбил у тебя девчонку, и ты ради этого целый обет мести принял? Или это всё показуха, и ты нацарапал руну даже не зная, что она значит, а теперь просто понтуешься?
Игнат рассмеялся.
— Она тут вообще ни при чём.
— Здрасти! Ты сказал, имеет отношение!
— Я сказал отчасти.
— От какой ещё части?
— От части друга. Девчонка тут ни при чём.
— Ты специально
— Нет, просто там действительно всё сложно. Помнишь, я про чеченский плен рассказывал? Так вот, когда я уходил в армию, девчонка обещалась меня ждать, а когда вернулся — она уже была женой этого… друга. И даже родить ему успела.
— Ну и что? Почти три года прошло! К тому же все считали тебя погибшим!
— Ну да. Вот только служили мы с этим друганом в одной роте, и в плен я попал с его подачи. Вернее — по его наводке.
Я обалдело повернулась к нему.
— Из-за девчонки что ли?
— Отчасти.
— Блин, да от какой ещё части?!
— От части человека-говна, с которого начался наш с тобой разговор. Всё, Слав. Допрос окончен.
— Ой, можно подумать! — фыркнула я и демонстративно надулась.
И мы снова сидели рядом и молчали, и, хотя я и изображала обиду, мне было по-прежнему хорошо. А потом я увидела мелкие, похожие на ромашки цветочки на жёстких стебельках и, порядком попыхтев, продела один такой в мочку. Откинув волосы, кокетливо демонстрируя Гордееву цветочек-серёжку:
— Ну как?
Он сухо улыбнулся и отвел взгляд. А я, в отместку за безразличие, принялась щекотать его ухо травинкой. Игнат пару раз недовольно мотнул головой, но ничего не сказал. И я обнаглела ещё больше: поползла травкой по его щеке и губам, и даже в нос попыталась забраться. Он закатил глаза, но снова лишь отмахнулся. И так много раз. Однако его ангельское терпение сработало лучше, чем любая строгость — мне наконец наскучило, и я отстала.
Собирала цветы, плела венок. Путалось в волосах солнце, ласково щекотал кожу ветерок. И было так легко и приятно просто смеяться и, прикусывая губу, бросать игривые взгляды из-под ресниц! А Гордеев наблюдал за мной со снисходительным спокойствием, и я фантазировала, что на самом-то деле он мною тайно любуется, и от этого ещё отчаяннее рисовалась. Заигралась настолько, что, водрузив венок ему на голову, попыталась сделать селфи прижимаясь щекой к щеке. И вот тут-то он взбрыкнул. Резко поднявшись, сорвал с головы венок.
— Всё, кончай дурить! Поехали!..
И этот короткий час в степи окончательно всё во мне перевернул. Я попала и пропала. Так глупо и безнадёжно. И в голову теперь лезли совсем другие мысли.
«А девочка созрела» — поётся в одной песне. Вот и у меня было такое ощущение. И, чёрт возьми, как же оно выматывало! И желание, и ревность, и нетерпение, и страх. Мысли эти дурацкие: ну чем я хуже других? Хуже той же Лариски и всяких там ещё? Почему их он целует, а на меня даже не смотрит?
Мужики вернулись далеко за полночь — я услышала их разговор и хлопанье дверей. А когда в холле всё затихло, заметалась… И всё-таки решилась.
Увидев меня на пороге своего номера Гордеев удивился, а заметив в руках бутылку игристого и пару бокалов, ещё и нахмурился. Однако велел:
— Заходи.
Я вспыхнула — ну какая же всё-таки идиотка! — но сбежать сейчас было бы ещё глупее.
На столике в гостиной стоял открытый ноут.
— Давай до завтра, сейчас неудобно, — обратился Игнат к кому-то на экране. Закрыл ноут и, без лишних слов откупорив вино, наполнил бокалы. Он был какой-то напряжённый и словно недовольный моим появлением. — Почему не спишь?
— Я просто… — мысли метались, как сумасшедшие, но не находилось ни одной внятной, чтобы оправдать своё появление среди ночи. — Забыла сказать, я сегодня твою Ларису видела! И она разговаривала с тем типом, который тогда, на остановке, помнишь?
Игнат осушил свой бокал и тут же налив ещё, уставился на меня непроницаемым взглядом.
— Помнишь? — окончательно смутилась я. — Ну тогда…
— Ты что-то путаешь.
— Нет! Я своими глазами его видела!
— Обозналась.
— Да нет же! Я же не дурочка какая-нибудь, чтобы…
Растерянно замолчала. Наверное, я не просто чувствовала себя глупо, но и выглядела так же. Что он обо мне думает? Что я сочинила дурацкий предлог, чтобы зайти? Ночь, винишко, коротенький халатик… Красноречиво, да. Особенно после моих загрёбов в степи.
Залпом выпила вино. Действительно вкусное, даже жаль, что встаёт поперёк горла.
— Ещё налить?
— Нет, я лучше пойду.
— Да, давай, — не стал удерживать Игнат. — И завтра нужно будет переподписать трудовое соглашение.
— Зачем?
— Ну тебе же, вроде, опять нужны деньги?
— Нужны, — смутилась я. — А что, снова можно будет авансом?
— Посмотрим. За месяц точно что-нибудь придумаем, но Коломоец хочет гарантий, что ты не сольёшься, получив свои две сотни косых.
Щёки мгновенно вспыхнули.
— Что за бред! Я что дала повод так думать?
— Не злись, это просто бизнес. По новому соглашению, ты не сможешь уволиться раньше осени.
— Да я и не собиралась!
— Ну и отлично. Тогда просто иди спать.
Как же мне было стыдно! Прямо сейчас хотелось одного — бросить всё к чертям и сбежать. Забыть, не касаться всего этого больше. Не видеть больше Гордеева, не гадать, что он обо мне подумает, как выгляжу в его глазах. Но в то же время где-то в животе сворачивался радостный тёплый узел: «Аж до осени! Ещё почти два месяца!»
— А кстати! — заминая неловкую паузу, «вспомнила» я. — Кто у них родился-то?
— У кого?
— Ну у друга твоего бывшего и той девушки. Твоей. Бывшей.
По лицу Гордеева расползлась странная улыбочка.