Девочка, которую подключили
Шрифт:
Та мелкая деталь, что нечто по имени Ф. Берке осталось под землей, не имеет ровным счетом никакого значения. Ф. Берке совершенно не сознает себя и счастлива, как моллюск в раковине. (Ее постель уже перевезли в комнату со шкафом кукловода.) И Ф. Берке – вовсе не в шкафу; Ф. Берке сходит с аэробуса на легендарном ранчо, заповеднике в Колорадо, и зовут ее Дельфи. Дельфи глядит на живых волов вымершей породы шаролэ и самые настоящие хлопок и тополя, золотые на фоне синего тумана, и шагает по живой траве, отвечает на приветствия жены управляющего ранчо.
Жена управляющего давным-давно
Теперь сам можешь дописать сценарий, пока Дельфи заучивает несколько правил структурной интерференции и о том, как обращаться с небольшим отставанием по времени, возникающим вследствие нового, в сорок тысяч миль парентезиса ее нервной системы. Совершенно верно, ребята с арендованным голообрудованием, разумеется, считают, что тени золотых тополей гораздо лучше смотрятся на бедре Дельфи, чем на воле. А личико Дельфи улучшает и горы, – когда их видно. Но любители природы почему-то не так рады, как ожидалось.
– Увидимся в Барселоне, котенок, – кисло говорит старший по группе, когда они пакуются.
– В Барселоне? – эхом отзывается Дельфи с такой очаровательной (совсем крохотной) задержкой в подсознании. Она видит, где лежит его рука, и отступает на шаг назад.
– Остынь, она тут ни причем, – устало говорит другой и отбрасывает со лба волосы с проседью.
Дельфи смотрит им вслед, когда они уходят грузить бобины с записью для отправки на обработку в ВКК. Ее рука блуждает по груди, которой коснулся мужчина. В подземельях под Карбондейлом Ф. Берке узнала кое-что новое о своем Дельфи-теле.
О различиях между Дельфи и собственной мрачной тушкой.
Она всегда знала, что у Дельфи почти нет чувства запаха или вкуса. Это ей объяснили: частоты вещания не хватает. Тебе же не нужно пробовать на вкус солнцемобиль, а? И слабая чувствительность кожи – с этим Дельфи тоже знакома. Ткани, от которых зудела бы даже собственная шкура Ф. Берке, кажутся Дельфи прохладной пластиковой пленкой.
Но пустые места... Ей понадобилось время, чтобы их заметить. У Дельфи нет ни уединения, ни мелких тайн: у капиталовложений ее размаха их не бывает. Но она не торопится распознать, что есть некие определенные места, где распластанное тело Ф. Берке чувствует что-то, чего не испытывает грациозная плоть Дельфи. Гм-м-м! Опять проходимость канала, думает она – и забывает об этом на фоне чистейшего блаженства быть Дельфи.
Ты спросишь, как девчонка может о таком позабыть? Да ладно тебе: Ф. Берке до представления о том, что такое девушка, дальше, чем до Луны. Да, она – женского пола, но для нее секс – это слово из четырех букв, которое пишется, как Б-О-Л-Ь. Она не совсем девственница. Подробностей тебе не захочется; ей было лет двенадцать, а охотники до уродов наширялись до слепоты. Когда же они прозрели, то выбросили ее с маленьким отверстием в анатомии и смертельным в другом месте. Она потащилась купить первый и последний в своей жизни укол, и до сих пор у нее в ушах стоит циничный гогот продавца.
Теперь понятно, почему Дельфи усмехается, потягивается всем своим изящным и бесчувственным тельцем на солнце, которое едва чувствует? Лучится улыбкой, говорит: «Пожалуйста, теперь я готова».
К чему готова? К Барселоне, как и сказал кислолицый, к городу, в котором его любовь к природе теперь расцветает в любительском отделении Фестиваля. Высший класс! И как он и сказал, еще полно хищнически выработанных шахт, и дохлую рыбу едва отскребли, но кому какое дело, если милое личико Дельфи видно отовсюду?
Так что настало время личику Дельфи и другим ее прелестям показаться на барселонской Плайя Неува. А это значит, ее переключат на канал синхроспутника квадранта ЕвроАф.
Перевозят ее ночью, так, чтобы наносекундная переброска даже не была замечена той незначительной частью Дельфи, которая живет в пятистах футах под Карбондейлом и так возбуждена, что няне приходится следить за тем, чтобы она ела. Каналы переключают, пока Дельфи «спит» – иными словами, когда Ф. Берке нет в кукло-шкафу. Когда Ф. Берке подключается в следующий раз, чтобы открыть глаза Дельфи, никакой разницы восприятия, – а ты что, замечаешь, через какое реле тебя соединяют по телефону?
Теперь переходим к событию, которое превратит куклу в ПРИНЦЕССУ.
В буквальном смысле. Он – принц, или точнее инфант старинного испанского рода, который начистили под неомонархию. К тому же ему восемьдесят один год и у него страсть к птицам: тем, каких видишь в зоопарке. А теперь вдруг оказывается, что он не так уж и беден. Совсем наоборот; и его старшая сестра хохочет в лицо адвокату по налогам и начинает реставрировать фамильную гасиенду, в то время как инфант пытается ухаживать за Дельфи. И маленькая Дельфи начинает жить жизнью богов.
Что делают боги? Ну, все красивое. Но (помнишь мистера Кэнтла?) главное здесь – Вещи. Ты когда-нибудь видел бога с пустыми руками? Нельзя быть богом, как минимум, без волшебного пояса или восьминогого коня. Но в старые времена богу на жизнь хватало и каменных таблиц, крылатых сандалий или колесницы с запряженными в нее девственницами. То время прошло! Боги теперь следят за модой. Ко времени Дельфи охота за новым бого-обмундированием выворачивает сушу и море наизнанку и тянет отчаянные рученки к звездам. А что имеют боги, того желают смертные.
Так что Дельфи начинает с вакханалии покупок в супермаркете «Евро» с инфантом в роли верного оруженосца и тем самым оттягивает крах общества.
Крах чего? Ты разве не понял, что к чему, когда мистер Кэнтл вещал о мире, где запрещена реклама и пятнадцать миллиардов потребителей, не отрываясь, смотрят свои голошоу? Один капризный самостоятельный бог – и все, тебе конец.
Возьмем бойню носовых фильтров. Годами промышленность потела над созданием крохотного, почти невидного энзимного фильтра. И вот однажды парочка поп-божков объявляются на публике с носовыми фильтрами в виде огромных пурпурных летучих мышей. К концу недели весь рынок с воплем требует пурпурных летучих мышей. А потом переключается на птичьи головы и черепа, но к тому времени, когда промышленность перестроилась, эти сумасброды уже бросили птичьи головы и ввели в моду впрыскиваемые под кожу капсулы. Кровь!